Ковчег

Что я-то делал в общероссийском движении «За Жизнь»? Что побуждало меня, оставив свои дела, стоять в морозный день на Покровке возле растянутых вдоль улицы баннеров с ярко-красными логотипами и, постоянно согревая дыханием окоченевшие пальцы, собирать подписи прохожих? Почему я жертвовал выходными, пытаясь объяснить что-то старушкам в парке, и не добившись ничего, слышать на прощание обвинение в сектантстве? Я не испытывал нужды в деньгах и друзьях, поэтому, конечно, мог бы лучшим образом проводить уикенды, но какие-то неведомые побудительные мотивы каждый раз заставляли меня отвечать «да» Олегу, и, отложив более приятные вещи, идти на очередную акцию. Что принуждало меня участвовать в деле, важность которого я признавал умом, но которое никак не отзывалось в сердце?

Будучи психологом, я много раз задавался вопросом, зачем всем этим занимаюсь, но не находил толкового объяснения ни в психоанализе, ни в бихевиоризме. Да и за четыре года работы я перестал верить в эту науку, на практике неоднократно показавшую, что ни одна ее теория не объясняет реальных мотивов человеческой деятельности. Но я не переставал думать об этом. Это стало приятной загадкой, головоломкой, которую в часы досуга, можно было собирать, разбирать, и вновь соединять замысловатые фрагменты.

Когда машина повернула на Канавинский мост, и слева показался кремль, набережные и церковные купола, усеявшие склоны Дятловых гор, зазвонил телефон; головоломка разлетелась, так и не приняв стройный вид.

– Да, Олег, – сказал я.

– Где тебя носит, Иван, – он почему-то всегда называл меня Иван; никаких Ваня, Вано, Ванек, – мы уже все собрались!

Вид набережной Федоровского на закате наполнил меня ребяческой радостью и легкостью, игривость сменила царившее до этого напряжение и раздраженность. Небольшие прогулочные площадки, изрезавшие всю гору, спускались каскадом от набережной к Рождественской улице, и были полны народа.

– Где нахожусь? – с деланным удивлением спросил я. – В том замечательном месте, из которого открывается лучший вид на наш прекрасный город.

– Так, – задумчиво произнес он. Подобные фразы всегда ставили его в тупик, и мне иногда нравилось подсмеиваться над ним, отвечая так на вопросы.

– Так, – повторил Олег еще раз, и, вдруг сообразив, что я над ним издеваюсь, вспылил. Спокойный Олегов голос сменился собачьим визгом, на который он всегда переходил, когда начинал беситься.

– Ты что – кричал он, – издеваешься?! Мы все уже тут давно собрались, сидим, ждем тебя. Ты что, Иван? Насколько мы назначили встречу?!

– На семь, Олег, я все помню. Подожди, не горячись, я буду через десять минут, – сказал я умиротворяющим тоном. И почему меня все время тянуло его поддеть? – А Сергеич уже приехал?

– Да, все уже в сборе. Сергеич с Настей только что подъехали, – ответил он успокоенным, но все еще нервным голосом.

– Отлично. Ждите. Буду максимум через десять минут.

Такси подъехало к площади Минина. Я расплатился с водителем еще по дороге, и, выскочив из машины, быстро пошел вверх по Покровке. Ресторан Сергеича находился в пяти минутах ходьбы от площади, напротив драмтеатра, но на машине туда подъехать было нельзя. Сам Сергеич, чтобы припарковаться поближе к работе, должен был петлять по дворам и узким проулкам, прежде чем его «Лексус» оказывался напротив ресторана. Но у меня не было ни желания, ни времени повторять его обычный маршрут, и я попросил довезти меня до Минина.

Хотя обещанные Олегу десять минут давно истекли, я не смог побороть желание не спеша прогуляться по Покровке и замедлил шаг. Как всегда летний вечер в центре Нижнего был удивительно хорош: воздух наполнился розовыми отблесками, исчезающего на западе солнца; летние кафе кишели народом, так что не везде можно было найти свободный столик; уличные музыканты лениво перебирали струны, или просто сидели на клумбах и потягивали «Окское». Захотелось идти дальше через всю улицу, или, наоборот, развернуться в другую сторону, и, пройдя вдоль кремлевской стены до Чкаловской лестницы, смотреть оттуда, как усталое светило опускается тихо в Волгу, и только последние его лучи над красной линией горизонта золотят кресты, возвышающегося вдалеке кафедрального собора.

Вдыхая запахи летнего вечера, я дошел до ресторана, как показалось, за одну минуту. Я свернул во двор, не доходя до центрального входа. Там располагалась летняя терраса с несколькими столиками, где мы обычно собирались.

– О-о, Иван Михалыч! – протянул, улыбаясь, хозяин заведения.

– Сергей Серге-е-еич!