Ковчег

— Вержбицкий, сдай оружие, — глухо потребовал Сан Саныч.

Я немо воззрился на бывшего охранника. Игорь словно бы с удивлением посмотрел на пистолет, криво усмехнулся, поставил на предохранитель и протянул Сан Санычу рукоятью вперед.

— По возвращении получишь дисциплинарное взыскание.

— И с какой же формулировкой? — нагловато поинтересовался Игорь.

— За безответственность и самовольные действия.

— О… — Игорь сложил губы трубочкой и беззлобно добавил: — Да идите вы со своей ответственностью. Я Колю не брошу.

Он поднялся и принялся отряхивать пятнистые штаны от сора. Сан Саныч подошел вплотную и вдруг без замаха нанес короткий удар. Вскрикнув, Игорь снова полетел на землю. Тут же подобрался и зло посмотрел на охранника.

— Ну что, кэп, самоутвердился? И что дальше? Изобьешь меня? Руки свяжешь? Поставишь под конвой? Большой, ять, начальник…

Игорь провел рукой по носу, размазывая красную дорожку. Сан Саныч молча врезал ему сапогом по ребрам, и парень, охнув, сложился пополам.

— Вы что, с ума посходили? — Я нашел в себе силы подняться. Встал между Игорем и охранником.

— Забей, — сипло прошипел из-за спины Игорь. — Ничего он мне не сделает.

— Я приказал оставаться на месте, он не подчинился. Отойди, Климов.

Сан Саныч попытался меня отстранить, но я уперся.

— Коля, не лезь, — повысил голос Сан Саныч. — Если не вбить ему в башку, что такое дисциплина, будет только хуже.

Игорь, держась левой рукой за бок, тяжело поднялся. Из носа тянулась алая струйка. Но отступать он явно не собирался, сплюнул на землю.

— Вы посмотрите, кто у нас дисциплинированный выискался. Как чужих баб трахать и наряды за тушенку продавать — это нормально. А когда своих из говна вытаскивать — дисциплина проснулась.

— Прекратите! — Я с трудом, но все же устоял на ногах после повторного толчка Сан Саныча. — В лагере разберетесь. Сейчас делом надо заниматься.

Некоторое время Сан Саныч сверлил меня взглядом. Странная и глупая ситуация — стоять нос к носу с человеком в противогазе. В другое время кто-нибудь из нас обязательно сострил бы по этому поводу. Вот только сейчас нам было не до шуток. Мне показалось, охранник всерьез обдумывает, не дать ли в морду и мне, но он сдержался. Сменил тему:

— Что произошло?

* * *

Пустынное шоссе, перекресток с уткнувшимся в столб грузовиком, гулкая ночная тишина. За последние месяцы я видел подобную картину десятки раз.

Только раньше ночь не наступала в час пополудни.

Луч фонаря выхватил длинный, заваленный трубами прицеп. Грузовик едва успел вырулить с завода, когда водитель отключился. Машина не успела набрать скорость, удар вышел несильным, и спустя тридцать лет водила должен был открыть глаза. Однако в город пришла вода, и сейчас на ремнях безопасности висел лишь склеванный птицами полуразложившийся труп.

Я оглянулся. Несмотря на темень, светящийся барьер был почти не виден: мы отошли слишком далеко. С той минуты, как мы проникли на завод, прошло чуть больше трех часов.

Вот тебе и безобидный, ни на что не влияющий свет.

Никаких прыжков во времени и прочих видимых катаклизмов не случилось. Просто, едва мы вышли с территории завода на Черемшанскую, начало смеркаться, хотя часы показывали полдень. Впору было бежать без оглядки, но мы не сразу сообразили, что к чему. Решили, что виноваты затянувшие небо облака.

Затем начались барьеры. Их было много. Они огораживали небольшие участки, словно огромные капли ртути, разлитые вокруг ТЭЦ. Мы лавировали по пылающему лабиринту, и яркое, неестественное сияние разгоняло сгустившуюся тьму.

Наконец, кольца света остались позади, и мы оказали ровно там, где хотели: рядом с гигантскими цистернами.

Тихо.

Над головой — черное небо, расчерченное падающими звездами.

Ночь среди белого дня — сильное впечатление.

Сан Саныч приказал проверить содержимое цистерн. Мы убили четверть часа, борясь с заржавевшими люками и забирая пробы вязкой черной жидкости…

В город выбрались без проблем. Пунктирная линия на карте на поверку оказалась не монолитной: мнимый внутренний барьер состоял из двух, с довольно широким проходом посередине. Грузовик пройдет без проблем. Так что, если топливо сочтут годным, трудностей с транспортировкой не будет.

Конечно, если найдутся люди, готовые работать там, где день пролетает за три часа…

Пройдя перекресток, мы свернули на Алма-Атинскую и вскоре увидели отблески костра.

— О! А мы уж думали, вам конец! — радостно выдал молодой солдат вместо приветствия.

Проснулся задремавший Пичугин и немедленно полез с расспросами. Остальные — что солдаты, что ученые — сгрудились вокруг. Рассказ о хроновыверте встретили прохладно. Попросту говоря, нам не поверили. Пичугин долго требовал, чтобы мы признались в розыгрыше и перевели подкрученные стрелки часов обратно. Так и не выбив из нас признания, он, в конце концов, с досадой махнул рукой и перешел к частностям. Главным объектом интереса стал я — человек, побывавший за внутренней стеной света.

Игорь из дискуссии самоустранился, неуклюже присел возле костра и уставился на огонь. Судя по неестественной позе, простым синяком на ребрах он не отделался.