Ковчег 47 Либра

Они двинулись рысью к устью долины. На спуске к воде из земли, как и в овраге, выступали развалины — остатки стен, покосившиеся монолиты, чудом уцелевшая арка. И, наконец, галечный берег…

— Смотри АрильСирр, да это же река!

— Как река? Разве может быть река такой большой?!

— Смотри, ни там, ни там не видно края. И она же течет! Смотри, течет как река!

— Течет… А как пахнет! Какой могучий запах! Так берет за душу! Ведь никто из нашего рода и знать не знает, что бывают такие реки!

— Смотри, какой там песчаный берег, какие большие деревья. Давай переплывем туда!

— Да что ты! Это же как далеко плыть!

— А что с того, что далеко? Вода теплая, не замерзнем. Зато я тебе обещаю, что тот берег будет последним местом — оттуда повернем домой.

Последний довод подействовал. Пара зашла подальше вверх по течению и поплыла, оставляя косые волны на гладкой воде. Сначала плыть было весело — горный берег быстро удалялся. Но потом все как будто застыло — берег перестал удаляться, а противоположный песчаный берег все никак не приближался. Было видно лишь, как течение сносит их вниз.

ГаурГрымм и АрильСирр, будучи отличными пловцами, не паниковали, однако в полной мере прочувствовали все величие реки. Наконец противоположный берег с большими деревьями стал заметно приближаться, и вскоре усталые супруги, выйдя из воды, отряхнулись, испустив облака брызг. И тут же, увидев чистейший кварцевый песок, поющий под ногами, бросились галопом вдоль кромки воды, потом снова в воду, пуская при каждом прыжке фонтаны брызг, потом с рычанием бросились друг на друга, изображая борьбу, с визгом повалились, уйдя под воду с головами. Но усталость взяла свое — они снова отряхнулись на берегу и поднялись к огромному осокорю, в тени которого безмятежно уснули.

Когда солнце миновало зенит и тень ушла, ГаурГрымм проснулся. Он долго лежал, положа голову на руки, и смотрел на реку, на горы. Дождавшись, пока АрильСирр проснется, он сказал:

— Ты знаешь, мне вдруг показалось, что я родился здесь, что я уже вдыхал эти запахи и бегал здесь по песку в глубоком детстве. И горы как будто помню, и ту долину.

— Не мог ты здесь родиться. Просто тебе тут хорошо, потому так кажется. И мне тут хорошо.

— Так давай переселимся сюда! Вернемся, заберем детей, возьмем телят и овец. Там на побережье тесно — от того и происходят ссоры. А здесь сколько угодно пастбищ, сколько угодно рыбы и детей можно заводить сколько угодно. Поселимся в той долине, где жили люди, выроем просторные землянки на склоне. А сюда будем плавать время от времени, и я наконец сделаю лодку.

— Тяжело это, переселяться, но я, пожалуй, согласна. Только не сейчас, а следующим летом. Дети пусть немного окрепнут.

— Можно и так. Лучше, если с нами переселятся еще две или три семьи. Легче скот пасти, и детям будет, на ком жениться.

— А как телят поведем через ледники и перевал?

— Придется на веревке тянуть по одному — в несколько ходок. Потому и нужны взрослые помощники. Я думаю, давай здесь переночуем, а утром — домой. Вон в той протоке, судя по запаху, полным-полно рыбы.

Когда супруги поужинали и устроились на ночлег под осокорем, АрильСирр вновь спросила:

— Все-таки, что там такое важное в этих куполах? Зачем люди построили их?

— Ты все задаешь вопросы, а я думаю, самое важное, что может быть в куполах, — это ответы. Ответ на вопрос, куда ушли люди. И еще — откуда они пришли, где край мира, как мы здесь появились. И главное — зачем? Наверное, люди здесь появились не просто так, а чтобы сделать какое-то общее дело. И у нас ведь должно быть какое-то дело в мире, кроме того, чтобы пасти скот и питаться. Мне кажется, там есть ответы на все эти вопросы. Думаю, когда мы поумнеем настолько, чтобы понять эти ответы, мы сможем открыть вторую дверь.

Маяк Атлантиды

Первый в постчеловеческой истории океанский корабль «Атлантида» (обычно произносится «Ардланхида») готовился к своему первому океанскому плаванию к материку, именем которого был назван. К материку, о существовании которого было известно только из карт и книг, оставленных людьми в библиотеке Купола. Немного неуклюжий и тяжелый, но остойчивый трехмачтовый корабль не был чудом судостроительного искусства. Его сооружали, зная теорию кораблестроения, но не имея практики, не зная множества необходимых мелочей, которые трудно передать в письменном виде. Поэтому строили его долго, по ходу дела осваивая ремесло.

Выбор типа корабля был исключительно прост — шхуна, и никакой другой. Не потому что шхуна лучше ходит крутыми галсами, причина была проще — косые паруса. Только косыми парусами можно управлять с палубы. Чтобы управлять прямыми парусами, целая орава матросов должна одновременно карабкаться по вантам с резвостью обезьян. Аррусихане — совсем не обезьяны, они пальцеходящие существа в отличие он нас, стопоходящих. Их ступней, если ее так можно назвать, гораздо сложнее попасть на веревку, чем нашей длинной стопой. Конечно, они могли подниматься по вантам, но лишь медленно и аккуратно, так, что у любого капитана, отдавшего команду «взять рифы» случился бы приступ ярости.