На сцену выбежали трое студентов, наряженные, как Ной, только без нимбов, двое с шевелюрами и бородами черного цвета, один (Хам) — ярко рыжего. У каждого на простыне было крупно написано имя. Зазвучала бессмертная мелодия из диснеевских «Трех поросят», и все четверо, напевая «строим, строим наш ковчег, наш ковчег», бегом потащили из-за кулис аудиторные столы, складывая их в фигуру детского кораблика, размером почти со сцену. Выложив столами контур, они не остановились и стали ставить второй ряд — столы на столы.
— Похоже, они обчистили все аудитории этажа, — послышалось из зала.
Закончив второй ряд, принялись за третий.
— Кажется, они обчистили и два других этажа, — уточнили в первом ряду.
Но Ной с сыновьями на третьем ряду не остановились и стали громоздить четвертый, для чего им приходилось поднимать столы на вытянутых руках, вставая на цыпочки.
Наконец, четвертый ряд закончен, и Ной снова обращается к залу:
Тут вступает Хам:
Ной чешет затылок. Нимб явно мешает ему это делать. Он сначала сдвигает его на лоб, потом раздраженно срывает и, подкрутив, запускает в зал. Кольцо, провожаемое взглядами, под легкий ропот публики торжественно планирует через все ряды и плавно опускается на галерке, где его кто-то ловит. Продолжая чесать в затылке, Ной шагами измеряет размер корабля от кормы до носа:
Сыновья бегут за кулисы, выносят коробки и бочонки с бирками. Ной оглашает надписи на бирках:
— Красная икра.
— Черная икра.
— Икра минтая.
— Икра китовая.
— Семена полевых трав.
— Газон «Спортивный».
— Крупа гречневая.
— Грецкие орехи.
— Семечки.
— Яйца домашней птицы.
— Перепелиные яйца.
— Яйца домашнего скота и диких зверей.
— Сперматозоиды консервированные.
Все это кладется на столы разных ярусов. Наконец Ной скрещивает руки, показывая, что загрузка окончена, и продолжает:
(Достает из-под полы огромную флягу, делает глоток, фыркает и трясет головой.)
При этом Ной рванул простыню на груди, ткань с треском порвалась, обнажив грудь с густой бутафорской растительностью. Далее все четверо уперлись руками в сооружение, и произошло невероятное: «Ковчег», будучи с виду шаткой грудой аудиторных столов под тонну весом, под те же фанфары и барабаны Штрауса как целое поехал по сцене и скрылся за кулисами.
Публика покатывалась со смеху и рыдала от восторга. Читатель вряд ли разделит тот восторг, поскольку студенческий юмор обычно не выдерживает испытания временем: в ретроспективе он кажется глуповатым. Подобные действа надо наблюдать живьем, воспринимая сопутствующую атмосферу. Тем не менее, представление оставило след в истории, протянувшийся на тысячи лет, дав проекту полное имя.
Участники проекта кучкой собрались в фойе.
— Ну вот, теперь нашему проекту народ навесит имя «Ковчег», и отвертеться от этого уже не удастся.
— Так, значит, Алекс у нас будет Ноем, только облик слабоват — срочно отращивай кустистую шевелюру с бородой и крась под седину, — сказал Длинный Хосе.
— А ты тогда точно будешь одним из сыновей, причем известно каким — Хамом. Красься в рыжий, — ответил Роланд.
— Хорошо, я готов быть Хамом с большой буквы, а ты останешься хамом с маленькой, — парировал Хосе.
А пожалуй, мне нравится эта идея, — заключил Алекс. — В названии типа «Ковчег 47 Либра» есть что-то оптимистическое. Намек на то, что должны последовать «Ковчег 57 Кассиопеи» и так далее.
Пресс-конференция
Алекс вернулся с заседания совета парка, возбужденный, как после драки. Его ждали Роланд, Длинный Хосе и Джин Куни.
— Ну как?
— Двадцать.
— Чего?
— Миллионов. Баксов.
— Не так, чтобы очень густо.