Ковчег

Рогман еще не вполне постиг такие понятия, как «безвоздушное пространство», «вакуум», «атмосфера», но один наглядный урок объяснил ему многое в загадочной физике данных терминов.

Кимпс, которая тоже не сидела сложа руки, сумела отыскать на самых нижних уровнях случайно сохранившийся там аппарат наблюдения, так называемый «глаз».

Теперь Рогман смог воочию увидеть самое дно Сумеречной Зоны.

Он никогда не бывал тут в свою короткую бытность блайтером, и теперь эти места возбудили в нем вполне законный интерес. Скользя взглядом по обветшалым, перекошенным стенам тоннелей, через которые неторопливо следовал парящий на высоте одного метра от пола прибор, он вдруг ощутил приступ самой настоящей ностальгии по прошлому…

Однако это иррациональное чувство быстро прошло, стоило «глазу» попасть в зал, непосредственно примыкающий к обшивке Ковчега.

— Здесь когда-то располагались установки утилизации, — пояснила Кимпс, когда в поле зрения Рогмана попали высокие мрачные конструкции, снабженные похожими на ворота зевами, внутрь которых вели тоненькие ниточки монорельсов. — Отходы сжигались в огромных печах, — продолжала вводить его в курс дела Кимпс. — Из золы вырабатывались удобрения, которые шли в районы агропулов.[6]

— Подожди, а как же в таком случае Пасти-Которые-Жрут-Отходы? — спросил Рогман. Он не замечал, что порой его речь представляет собой гремучую смесь научных терминов с теми понятиями и словами, которые достались блайтеру в наследство от языка сенталов.

— Это аварийные источники питания. Атомные конвекторы использовались только в случае непредвиденных обстоятельств. Они разлагают любое вещество на чистую энергию, без сопутствующих обыкновенному сжиганию шлаков, но их нельзя применять повсеместно и постоянно. Пока исправно работали оба реактора Ковчега, использование конвекторов привело бы к ненужной перегрузке энергетических цепей. К тому же сожженный мусор являлся незаменимым источником сырья для некоторых производств.

Пока она говорила, «глаз» по диагонали пересекал внушительный зал крематория.

Источником беды являлась его задняя стена, в том месте, где располагались старые вакуум-створы. Как пояснила Кимпс, в процессе сжигания мусора неизбежно образовывался процент негодных шлаков, которые приходилось выкидывать в космос, за борт Ковчега. Для этой операции предназначался специальный шлюз — двойные герметичные ворота с переходной камерой между ними. Чтобы при операциях выброса шлаков Ковчег не терял драгоценного воздуха, сначала открывались внутренние ворота шлюза, туда грузились контейнеры с отходами печей, и ворота плотно, герметично запирались. Затем начинали работать насосы, которые откачивали воздух из переходной камеры, и только когда давление в ней падало до значения «вакуум», открывались наружные ворота, и мусор выталкивался в космос.

Сейчас описанный Кимпс механизм выглядел совершенно не таким исправным… «Глазу» пришлось держаться на почтительном расстоянии от вакуум-створов и включить на полную мощность свой микродвигатель, чтобы противостоять напору ураганного ветра, который с воем несся в сторону бреши, увлекая за собой мелкие частицы мусора, собранного воздушным потоком из прилегающих тоннелей.

— Вторичная система герметизации не действует, — сообщила Кимпс. — Я перепроверила все аварийные переборки в секторах нижнего уровня, но они либо повреждены, либо уже были активированы в момент катастрофы реактора.

— То есть сейчас мы не можем преградить путь этому урагану? — сделал свой вывод Рогман.

— Да. Остается послать туда шагающих роботов, из резерва систем боевого контроля, но они слабо приспособлены для ремонтных операций.

— Они не пройдут… — сумрачно поправил ее блайтер, который лучше, чем Кимпс, знал узкие, извилистые и ненадежные тропы Сумеречной Зоны. — Ни одна многотонная машина не пройдет через разрушенные сектора, — пояснил он. — Им не под силу проползти там, где с трудом протиснется человек.

Сделав такой неутешительный вывод, Рогман продолжал смотреть, мысленными приказами оперируя видеокамерой «глаза».

В поле зрения наконец попал сам разлом.

Неизвестно, что стало с наружными воротами, но состояние внутренних не внушало оптимизма. Площадь двух исполинских створок составляла около сорока квадратных метров. Они были выполнены из прочной, толстой стали, особым образом закаленной и легированной, не подверженной коррозии и иным разрушениям, но неумолимое время нашло иную слабину в конструкции. Не сумев справиться с воротами, оно с присущей ему неторопливой неизбежностью набросилось на уплотняющую раму, которая оказалась не так прочна.

Два тысячелетия — огромный срок для любого, пусть даже самого совершенного механизма. Внутренняя рама не выдержала неторопливого бега времени — она покосилась, просев под весом многотонных створов, и в обшивке образовалась щель. Очевидно, тот же процесс нарушил герметизацию наружных ворот, и тогда воздух Ковчега под давлением ринулся наружу, усугубляя те разрушения, что причинило воротам время.