Ковчег изгоев

Дакоста тем временем продолжал произносить заклинание, и его голос звучал всё более звучно и странно. Он преобразился, стал выше и его черты приобрели необычную резкость и ясность. Лицо осветилось изнутри серебристым светом, и огромные прозрачные глаза излучали яркое и притягательное свечение. Белый, как алебастр, лоб сиял в окружении мечущихся на ветру чёрных блестящих кудрей. Он вскинул вверх правую руку и его изящные длинные пальцы выпрямились. Левая рука, по-прежнему, лежала на развороте книги. Он пристально смотрел на сияющий перед ним кокон энергии, продолжая свой призывный и повелительный речитатив.

А в центре кокона тем временем образовалась странная тень, которая быстро меняла свои очертания, всё более и более напоминая всадника на коне. Кокон расширялся. Нижняя часть неясной фигуры вспыхнула ярким пламенем, зато верхняя заклубилась чернотой ночи. Наконец я увидела бьющегося в оболочке кокона чёрного всадника на великолепном огненном коне. Конь пританцовывал на месте, вставал на дыбы и косил алыми глазами, пытаясь вырваться из оболочки.

Дакоста возвысил голос и резко смолк. Оболочка распалась, рассыпавшись на тысячу голубых искр, растаявших, не долетев до пола. Мальтиец вышел из-за алтаря, бестрепетно приблизился к всаднику, протянул ему свиток и произнёс несколько повелительных слов на том же гортанном языке, а потом резко выбросил вперёд руку, указав направление. Всадник подхватил свиток, прижал его к груди и склонил голову. После этого он поднял коня на дыбы, развернул его и помчался туда, куда указал ему маг, но при попытке пересечь границу пентаграммы исчез.

Дакоста вернулся за алтарь и снова заговорил, но теперь его голос звучал спокойнее. Напоследок, он взял кубок и вылил из него воду на пол. Пентаграмма снова померкла, свечи на полу погасли.

— Он в городе, — проговорил Дакоста, снимая мантию так же буднично, как, наверно, снимал халат после приёма пациентов. — Он бросит свиток на порог храма и исчезнет. Вы довольны?

— Более чем… — проговорила я, снова взглянув на алтарь, а потом — на Джулиана.

— Я думаю, что он вполне может обеспечить магическую защиту, как звездолёта, так и людей на нём, — задумчиво кивнул тот. — Тем более что мы, в общих чертах, знаем, какого рода магия нам противостоит.

— Вы ведь проверяли меня, верно? — спросил Дакоста, взглянув на него.

— Я хотел убедиться, что на вас в данной ситуации можно положиться, — пожал плечами Джулиан. — Потому что обеспечение магической поддержки — это не компетенция командира. Напротив, для выполнения её миссии ей необходима эта поддержка. Я должен быть убеждён, что она у неё есть.

— А если б я не смог её обеспечить?

Джулиан покачал головой.

— Тогда пришлось бы признать, что этот великолепный корабль обречён служить погребальной ладьёй… Я уже давно понял, что на вас можно рассчитывать в этом деле. Нам, действительно, нужен был этот фантом. И этот ритуал подтвердил, что я в вас не ошибся.

— Откуда мы знаем, что фантом добрался до города? — проговорил Хок, подходя к ним. — Демонстрация была впечатляющей, но достигла ли она цели?

— Похоже, я не заслужил ваши симпатии, старпом, — повернулся к нему Дакоста.

— Он не любит колдунов, — пояснил Джулиан.

— И бунтовщиков на корабле, — добавил Хок. — Я по-прежнему наблюдаю за вами, доктор.

С этими словами он развернулся и вышел из зала. Дакоста взглянул на меня.

— Мне нужна магическая защита для экипажа при выходе со звездолёта, — произнесла я. — Что же до результатов ритуала, посмотрим, как отреагирует на это Белый жрец. Если у вас получилось, он уже не сможет избрать другого противника.

Когда я вышла из зала и снова оказалась в обычном коридоре со светлыми пластиковыми стенами, я вдруг поняла, что только что произошло именно то, о чём я недавно говорила своим подчинённым. Не тогда, когда на нас шла магическая волна, а именно теперь, в момент, когда в центре пентаграммы возник фантом того самого вестника, о котором я ещё недавно в шутку говорила Дакосте, я поняла, что возможное в этом мире не имеет границ. Последние страхи исчезли, и возникло ощущение, что я играю на своём поле.

Возле лифта стоял Хок, опустив голову. Мне было стыдно перед ним. Это я втянула его в борьбу, о которой он имел весьма смутное представление. Вся его предыдущая деятельность на ниве борьбы со злом была связана с преследованием врага. Он был охотником. Его стихией была погоня. Он мог с фантастическим упорством гнать свою добычу, предугадывая её ходы и уловки, он мог сцепиться в жестокой схватке один на один, не обращая внимания на раны и ожоги. Он способен был уничтожить вампира, оборотня или колдуна, но он всегда понимал, что они чужие в его мире. Наверно, ему нелегко было вдруг очутиться в мире, где он сам оказался чужим.