Ковчег Лит. Том 2

Психологиня схватила с подоконника изящную сумочку из красной кожи, пошарила внутри и швырнула Наташе под ноги несколько тысячных бумажек.

— Убирайтесь! Иначе я зову охрану!

Наташа внезапно успокоилась. Насмешливо глянула на «доктора», подобрала с пола деньги, собрала в аккуратную стопочку и вышла, прикрыв за собой дверь. Она прекрасно знала, что сейчас чувствует психологиня и как она, Наташа, ее напугала. Это было довольно приятное ощущение. — Я… Я мужу скажу… Вы еще пожалеете, — слышала Наташа злой шепот в спину. Но ничуть не беспокоилась, потому что знала — не скажет. Некому говорить-то уже. Появилась недавно молодая да ушлая, увела мужа. Так ей!

Вроде и наказала Наташа аферистку, а легче от этого не стало. Даже наоборот. Куда бежать? У кого лечиться? А вдруг все они такие, психологи эти? Да и чем они ей помогут, если разобраться?

Дома Наташа долго плакала, уткнувшись носом в подушку, и из глаз ее текли горючие соленые слезы. Слез натекло ровно в полтора раза больше обычного, потому наволочка быстро промокла и ее пришлось бросить в стирку.

Наутро Наташа поехала в клинику Фёдорова. Глаз все-таки. Уж если там не помогут, нигде не помогут.

Прием вел старенький благообразный профессор, похожий на Эраста Гарина. Наташа с удовольствием отметила: настоящий. Всю жизнь офтальмологии отдал. Никаких скелетов в шкафу у него тоже не оказалось. А если и были, сам забыл — дело прошлое.

— У вас предынфарктное состояние, — зачем-то сказала Наташа.

— Знаю, знаю, — рассеянно откликнулся профессор. — С чем пожаловали, барышня?

И тогда Наташа стянула налобную повязку:

— Вот, смотрите.

За долгую медицинскую карьеру профессор отвык удивляться. Он пожевал губами, посветил в третий глаз специальным фонариком, рассмотрел как следует. Измерил давление глазного дна. Велел, закрыв остальные два глаза круглыми пластмассовыми лопаточками, прочесть буквы по таблице Сивцева. И Наташа их перечислила, сверху вниз, до последней строчки, а потом еще добавила, что таблица произведена пять лет назад в городе Дмитрове Московской области и ее оптовая цена — тридцать четыре рубля двадцать две копейки. Но эту тираду профессор пропустил мимо ушей. Записал что-то в карту, сказал, не поднимая седой головы:

— Здоровый глазик… Так на что жалуетесь?

Наташа растерялась.

— Видит он у вас хорошо? Так? — подбодрил профессор.

— Слишком хорошо, доктор! — воскликнула Наташа. И расплакалась. И бормотала сквозь слезы: — Он все-все видит, про всех! И почти одно только плохое, понимаете? Это же не люди, это…

Она долго и путано рассказывала доктору о том кошмаре, в котором жила в последнее время. Слезы текли в три ручья — и те, что из третьего глаза, скатывались прямиком по переносице и обрывались с кончика носа.

— Да. Люди, они такие, — раздумчиво сказал профессор. — Это, поверьте, и с плохим зрением видно прекрасно. Вот у меня — близорукость. Минус восемь. Но ничего нового я от вас не услышал. Ну, не плачьте! — Он улыбнулся и через стол подал Наташе коробку бумажных салфеток.

— Но что же де-елать? — всхлипнула Наташа, вытирая слезы, которые никак не хотели остановиться.

Профессор ненадолго задумался.

— А я вам знаете что… Эффекта стопроцентного не обещаю, но попробовать стоит…

И он стал выписывать рецепт.

Через несколько дней Наташа получила в оптике маленькую розовую линзу с нулевыми диоптриями и, едва дотерпев до дома, вставила ее перед зеркалом, промыв сначала пинцетом в специальном растворе. Сморгнула. Прикосновение линзы было глазу неприятно, но вполне терпимо. Наташа выглянула в окно и стала рассматривать прохожих.

Увы, розовая линза не работала. Наташа видела в людях то же, что и раньше. Однако приятный теплый оттенок как-то примирял с окружающей суровой действительностью. «Пойду завтра на работу, если не уволили еще, — решила Наташа. — А если увольнять начнут, шантажировать буду. Что я, хуже людей? Я же теперь все про них знаю, вот они у меня где!» — и сложила изящные пальчики в маленький твердый кулак.

Она уже целых десять дней никуда не выходила просто так, для собственного удовольствия. Не до того было. А сегодня решилась. В любимую кофейню, где подавали изумительный горячий шоколад с пряностями. И неважно, как да из чего его там готовят! Натянула старенькие джинсы, мягкий оранжевый свитерок. Краситься не стала — зачем, когда кругом одни моральные уроды?

Наташа увидела его, едва ступила на порог. Он сидел перед распахнутым лаковым ноутбуком, и сильные пальцы стремительно ходили по клавиатуре, касаясь ее мягкими ласкающими движениями. Вид имел сосредоточенный. А потом неожиданно встал во весь рост и с удовольствием потянулся, так что захрустели суставы. Могучая шея, широкие плечи, никакого намека на пивной живот. Выбритые виски. На глаза углом спадает черная ассиметричная челка. Обтягивающие джинсы, остроносые сапоги-казаки. Белая водолазка обтекает рельефы… Наташа смотрела как завороженная. Почувствовав ее взгляд, он повернулся и спросил:

— Что уставилась, куколка? Познакомиться хочешь? Так я не против! — и улыбнулся, продемонстрировав крепкие белые зубы.