Ковчег обреченных

Там было что-то ещё, но я уже не могла читать: слёзы застилали глаза. Дедушка! Я никогда его не видела, только знала о нём по рассказам папы. В 1920 году, когда Ленин подписал Декрет о независимости Финляндии, мой родной дед, Пертти Ярвинен, решил, что должен строить новый мир в Стране Советов.

Всмерть разругавшись с отцом и матерью, он с одним чемоданчиком уехал из Хельсингфорса в Петроград. Сменив свои имя и фамилию с Пертти Ярвинен на Пётр Озеров, он, вместе со своими товарищами по Коминтерну, все силы отдал построению коммунизма в отдельно взятой стране.

Работа для дедушки всегда была на первом месте. Поэтому, оказавшись в стране Советов, он с головой ушёл в партийные дела. Партийная ячейка стала его домом, партийцы – его семьёй. Настоящей семьёй он обзавёлся лишь, познакомившись на митинге в поддержку немецких товарищей с моей будущей бабушкой, такой же как и он сам пламенной революционеркой. Словом, основатели нашей семейки были ещё теми личностями. В таком же революционном духе они воспитали и моего папу.

Поэтому для него стали настоящим шоком откровения дедушки о тайне происхождения фамилии Озеров. И ко всему, во всех без исключения анкетах папа писал, будто родственников за границей не имеет. Даже когда дедушка умер. А тут – на тебе! Мало того, что родственники, так ещё и зажиточные. Ну, это по словам дедушки, который оставил Финляндию в двадцатом году.

Узнай об этом органы, папу мигом бы турнули из его страшно секретного почтового ящика. А то могло случиться что-нибудь и похуже увольнения. Поэтому вплоть до самого начала перестройки папа сидел тихо, как мышь. И только с ослаблением режима постарался навести справки о своих финских родственниках. А я даже финский начала изучать, мечтала, что в Финляндию поеду, когда их найдём.

Однако, ничего путного из этого занятия не вышло. То ли не там искали, то ли не так, то ли не тех, только отовсюду ему вышел, что называется, от ворот поворот. Вот и получилось, что через какое-то время мы смирились с мыслью, будто мы действительно не имеем родственников за границей. Хотя к тому моменту это было уже не принципиально для папиной карьеры.

– Бедный дедушка, – горько прошептала я, закуривая уже не помню какую по счёту сигарету. – Он так хотел вновь повидаться с родными. Да не сумел. А теперь и у меня не получится.

– С чего ты это взяла, что не получится, – возразила Люська, которая выслушав мой рассказ тоже испереживалась порядком. – Твой двоюродный дедушка умер, не спорю. Но ведь остались же у него дети и внуки, твои дядья и тётки, а также браться-сёстры! Не боись, теперь-то их отыщем, раз Инюрколлегия тебя разыскала.

– Она же не меня, она женоубийцу моего разыскала, – заметила я без энтузиазма. – Теперь понятно становится, почему он тех громил нанял.

– Слушай, а он богатым был, дед твой, а? – заинтересованно спросила Люська. Теперь она уже горела жаждой действия, словно наследство предназначалось не мне, а ей самой. Поэтому, не дождавшись ответа на свой вопрос, подруга уже выстраивала план действий: – Значит так: завтра с утра едем в Инюрколлегию. Судя по адресу – это где-то на Ордынке. А потом в ЗАГС. Срочно разводиться с этим подонком, чтоб потом на твои кровные не претендовал. А сейчас – спать.

Олег

– Хелена, у меня неприятности, – проговорил я в трубку, услышав на том конце провода заспанный голос своей подружки. – Я даже не знаю, к кому обратиться за помощью.

– Как же не знаешь, когда ты звонишь мне, – как ни в чём ни бывало, промурлыкала она. – Кстати, ты знаешь, который час? Мы с Франтой уже давно спали. Ну, если хочешь, то приезжай.

– Спасибо, сейчас приеду, – приободрился я. Всё же появился кто-то, кто сможет если и не помочь толком, так хоть дать дельный совет. Всё-таки Хеленка лучше знает здешние порядки. И продолжил: – Слушай, объясни таксисту, куда ему ехать. Ведь я даже не знаю твоего адреса.

Таксист хмыкнул, увидев протянутую ему трубку мобильника, но приложил её к уху. Недолго послушав, кивнул головой: – “То яснэ, пани, на схледано”* (*Понятно пани, до свиданья), – и снова запустил двигатель.

К дому Хеленки мы добрались меньше, чем за четверть часа. Ещё издалека я заметил тоненькую фигурку девушки, кутавшуюся в наброшенную на плечи цветастую накидку. Она стояла рядом со своим “фиатиком”, на капоте которого вальяжно развалился огромный рыжий котяра. Рассчитавшись с облегчённо вздохнувшим таксистом, я вылез из машины, и обнял Хелену.

– Фу, как от тебя пахнет, – проговорила она, невольно отстраняясь. – Ты что, парфюм завёл экзотический? Или на свалке побывал?

– Ну, на свалке, не на свалке, но кое-где побывал. Хорошо, жив остался. В дом не пригласишь?

– Ой, извини, – спохватилась Хеленка. – Пойдём наверх. Франта, домой!

Вопреки её опасениям, что Франтишек будет ревновать, котяре я определённо пришёлся по душе. Поднимаясь вместе с нами по лестнице, он то и дело путался у меня под ногами, норовя обнюхать брюки. А возле двери и вовсе начал тереться о мои ноги, задрав трубой свой непомерно пушистый хвост. Вид у него при этом был невероятно довольный.