Ковчег-Питер

– Товарищи, – продолжал Степан Аркадьевич, – подготовьте приказы о поощрении тех курсантов, которые, по вашему мнению, этого достойны. И, конечно, спуску никому не давать. Начало учебного года положено достойное, продолжать в том же духе. – Степан Аркадьевич закрыл блокнот, шумно прихлопнул его ладонью. – И теперь вторая приятная новость: в связи с надвигающейся на меня круглой датой, то бишь юбилеем, приглашаю вас на торжество по этому поводу. Послезавтра в 19:00, ресторан «Русская тройка». Говорю заранее, чтобы ничего не планировали. Всем быть. Вопросы? – обвел он взглядом офицеров. – Вопросов нет. Все свободны.

В назначенный день Стеклов прямо из училища вместе с Кобзаревым поехал в ресторан на машине Михаила.

– Слушай, я тут недавно узнал, что Болдырев, оказывается, в поисковом отряде числится. Еще и курсантов привлекает, – сказал Сергей. – Надо же, никогда бы не подумал.

– Знаю я. Признаться, тоже был удивлен. Не похож он на человека, которого интересуют еще чьи-то судьбы, кроме своей, – тем более мертвых, – ответил Михаил, глядя в боковое зеркало, намереваясь обогнать длинный автобус. И, закончив маневр, добавил: – Но, надо сказать, в военной истории он хорошо подкован: я как-то был свидетелем его полемики с одним из преподавателей истории. Все с цифрами, датами – аргументированно, в общем…

На подъезде к ресторану попали в пробку, едва не опоздали. На входе их встретил бородатый, с копной светло-русых волос здоровяк в национальном русском одеянии. Михаил усмехнулся, оглядываясь по сторонам:

– Забавное местечко Степан Аркадьевич выбрал.

В холле было пусто. Очевидно, гости уже были в сборе. Друзья отдали верхнюю одежду встретившему их детине и направились в зал.

Обстановка вокруг так и сквозила каким-то дореволюционным купеческим размахом. Звучала живая музыка. Невысокая стройная певица в облегающем тело, закрытом кроваво-красном платье красивым голосом выводила мотивы танго.

Гостей Степан Аркадьевич пригласил много. Помимо родственников, друзей и офицеров факультета, здесь присутствовали и другие офицеры училища, старые товарищи Кречетова. Валентина Александровича Зуйко тоже вниманием не обделили. Кречетов усадил его на почетное место рядом с собой.

Сергей обежал глазами присутствующих: преподаватели кафедры гуманитарных наук тоже находились здесь в полном составе. Он задержал взгляд на Катерине, опять чувствуя поднимающееся в груди радостное возбуждение, и она, словно ощутив этот взгляд, повернулась к нему, улыбнулась и легким кивком головы указала ему на соседнее место справа от себя. По левую руку от нее сидела Анна, напротив них – командиры рот.

– Между прочим, Сергей Витальевич, мне Катерина Андреевна на это место сесть не разрешила, – сказал Краснов тоном шутливо-обидчивым, когда Стеклов сел.

– Просто изначально здесь Валентин Александрович должен был сидеть, – сказала Катерина, улыбнувшись и слегка краснея смущенно, – а Степан Аркадьевич ему другое место определил.

– Не знаю, не знаю… – протянул Краснов.

– Вы бы, Борис, лучше не болтали, а за дамами поухаживали, предложили бы напитки, например, тогда, может, и вас в следующий раз пригласят рядом присесть, – вступилась за подругу Анна.

Теперь уже Краснов залился краской под смех офицеров, которые, как по команде, протянули руки к бутылкам с шампанским и вином, желая услужить девушкам.

– Злая ты на язык, Анна, – попытался реабилитироваться Краснов, – потому и не замужем до сих пор. Смотри, а то всех мужиков так распугаешь.

– Настоящий мужик не испугается, – парировала Анна, и Стеклов улыбнулся, мысленно соглашаясь с Красновым, что язык у Анны действительно острый.

Через несколько минут торжество началось. Степан Аркадьевич сиял. Видно было, что он «развязал» еще до ресторана.

Большую радость доставил ему подарок, поднесенный офицерами. Зная его увлечение охотой, недолго думая, решили подарить вскладчину хорошее ружье, отделанное причудливым орнаментом.

В течение всего вечера Кречетову звонили с поздравлениями. Он, то и дело извиняясь, отходил от стола в дальний угол зала, чтобы поговорить, – там было тише.

Гости, скромные в начале вечера, вскоре вошли в раж. Было много танцев, а затем настал черед и песен. Музыканты ресторана потрудились на славу и, наверное, надолго запомнили этот день рождения.

Во время праздника Стеклов несколько раз замечал, что Болдырев часто смотрит в его сторону. Наконец тот, улучив момент, когда рядом с Сергеем никого не было – большинство гостей танцевали, – подошел к нему, наклонился, чтобы не перекрикивать музыку, и сказал:

– Сергей Витальевич, разговор есть. Выйдем, покурим.

– Вообще-то я не курю… но, если так срочно, выйдем.

Не привлекая внимания, они вышли в холл. Болдырев шел впереди. На улице вечер сразу же захватил их в свои холодные объятия. Стеклов непроизвольно поежился, пожалел, что вышел в одной рубашке и, чтобы сберечь тепло, скрестил руки на груди.

Они зашли за угол здания. Их слабо освещал неверный свет, падающий из окон дома напротив. Болдырев молча закурил; Стеклов привалился плечом к стене, в ожидании смотрел на него.