Ковчег XXI

Казалось мне, я знаю в жизни толк.

И цену знаю делу и словам.

Тому, как поднимается восторг

весенний по березовым стволам.

И радуги свисают по бокам

подвинувшихся к западу дождей.

И люди поклоняются богам,

ухватками похожим на людей.

Казалось мне, я ловок и умен.

И не чета мне жулик и прохвост.

И вечно будет в небе миллион

сиять высоких звездочек и звезд.

Казалось мне…

Черное море

Рыбацкое что-то запрятано у нас на задворках души.

Разбужены лунными пятнами, кипят на ветру камыши.

Бегу от уютного быта я на море, где зябко плечам

и небо такое открытое бывает над ним по ночам.

Пускаю лесу осторожно я в античную толщу воды.

А с весел стекает восторженно сияние летней звезды.

И лодка неловко качается на россыпи зыбких огней.

И ночь никогда не кончается. И месяц лукавый над ней.

Под луной

Протянулась в небо пуповина – голубая, тонкая, тугая.

Соловьев запела половина, половина замерла другая.

По земле и тротуарной плитке, смутные, как детское

влеченье,

стлались виноградные улитки запятыми в графике

вечерней.

Слюдяное лунное свеченье в мимолетной хмаре потонуло.

Как реки придонное теченье, сквозняками в мире

потянуло.

Расторопно, ровно, будто пламя, загудели клены

с тополями.

Все знакомо, родственно и мило, потому и сердце

защемило.

Слов происхождение туманно. Что сказать хотели,

неизвестно,

почему-то называя малой родину, которой в сердце тесно.

Слово

А. А. Васильеву

В толпе, гудящей бестолково, где на ходу, где на бегу,

ты вдруг почувствуешь, как слово в твоем чеканится мозгу.

Оно сродни тоске заката, его холодному огню,

как было родственно когда-то рассвету, молодости, дню.

Прости!

Все круче лет истертые ступени —

с подъема, запыхавшись, не запеть.

Испытывал так долго я терпенье

твое, как, может, незачем терпеть.

Любя тебя, добра тебе желая,

я столько зла в судьбу твою привнес.

И если где и есть вода живая,

то, знаю, состоит она из слез.

Обидные слова и прегрешенья —

все в памяти твоей сбережено.

И рад бы я вымаливать прощенье,

да только запоздалое оно.

Я не был целомудренной особой,

не выдался примерный семьянин.

И все-таки прости меня, попробуй!

Хоть раз еще. Потом еще один…

На Абдале [2]