Ковчег XXI

На юг шальной и север строгий, усталый запад и восток

несут железные дороги ковчеги веры и тревог.

Пугая сосны и сирени, сквозняк зеленый поездов

летит сквозь чахлые деревни к перронам ветхих городов.

Плывут огромные просторы, бездумно внемля голосам

и ритмам тем, что поезд скорый диктует сонным небесам.

И вновь на каждом перегоне из запыленного окна

вся наша жизнь как на ладони во всех подробностях видна.

Мы здесь от самого рожденья. И нет ли нашей тут вины,

что полосою отчужденья мы от земли отделены.

Неугомонные колеса твердят без устали вопрос,

чьи судьбы там летят с откоса и долгим будет ли откос.

И ничего не изменить! В вагоне храп, и мат, и пьянство.

Звенит путей стальная нить, сшивая время и пространство.

На малой родине

Нам есть чем с однокашником седым за долгую разлуку

поделиться.

На кухне, как бывало, посидим, и за полночь общение

продлится.

Я выйду к загустелым небесам, извечному глубокому

покою.

Взгляну _ и не поверится глазам: я родину не видывал

такою.

Я не призна́ю родины своей! Луна переиначивает сушу,

струится Млечный Путь, и соловей отводит песнопениями

душу

Протяжное дыханье сквозняка затронуло созвездия

и травы.

И слышно, как незримые составы пронизывают полночь

и века.

Родина

Волнуются полуночные клены.

Светильники сквозят через листву,

и тени, содрогаясь изумленно,

терзают мостовую и траву,

прижавшуюся к извести заборов.

Хоронят осовелые дворы

невнятные обрывки разговоров

и вопли запоздалой детворы.

Прохожие встречаются все реже.

Все тише, все безлюдней в городке.

Последнего трамвая звон и скрежет

уносятся, стихая вдалеке.

На захолустной улочке зеленой,

где я душой, наверно, до сих пор,

усталые ворочаются клены,

ведя со сквозняками разговор.

Ни горечи не ведаю, ни гнева,

избавлен от сумятицы дневной.

Теней ночных подрагивает невод,

удерживая скользкий шар земной.

Из В. Шекспира. Сонет 66 (вольный перевод)

Не хочется мне жить на свете белом,

Где властвуют ничтожество и слизь,

И где от идеалов отреклись,

Достоинство в удел оставив бедным,

Где на коне спесивое притворство,

Где совершенство вызывает смех,

И честь девичья в лапах сутенерства,

И власть нужна богатству для потех.

Не скрипнет непокорное перо,

И корчится наука от удушья,

И правду окрестили простодушьем,

И служит злу плененное добро.

Забыть бы все, уйти, но как, любя,

Оставить в одиночестве тебя.

Казалось мне