Ковен озера Шамплейн

– Разве? Хм, не знаю, – ответила она. – После того как Тюльпана вывернула мой разум наизнанку, из него столько интересных историй посыпалось… А Дарий пришел таким грустным! Вот я и решила поднять ему настроение, рассказав парочку. А уж что за истории это были, теперь и не вспомнить… Может быть, я рассказала ему свою любимую? О маленькой царице ведьм…

Я подняла руку, и Ферн вжалась спиной в матрас, когда окна в зале раскрылись нараспашку. Зимняя стужа затушила в камине огонь и мигом покрыла ажурной корочкой льда кофейный столик с грязными чашками. Чары обморожения всегда действовали быстро, не нуждаясь в том, чтобы быть высказанными. Они мгновенно подморозили подоконник, а затем и лодыжки Ферн, заставив их посинеть. Та заверещала, подскакивая с дивана, и я вдруг…

Я опустила руку вниз.

Мы молча смотрели друг на друга целую минуту, пока я не поняла: мое спокойствие – это вовсе не эмоциональная опустошенность и бессилие. Это смирение.

Выражение, застывшее в тот момент на лице Ферн, не имело ничего общего с раскаянием или стыдом. То был лишь слепой страх перед тем, кто гораздо сильнее. Желание… быть наказанной. Ведь как иначе объяснить разрушение, что она стремилась посеять, даже зная, что за этим последует? А наказывая Ферн, я не хотела быть наказанной вместе с ней. Но отвечать ненавистью на ненависть – это значит наказать саму себя.

«Бог есть любовь».

– Знаешь, я все еще не оставляю попыток понять… Как девочка с мертвым сердцем смогла кого-то любить? Как ты сумела полюбить Гидеона? Коулу даже начинало казаться, будто он тоже проникся к тебе теплыми чувствами… Как хорошо, что он не видит тебя сейчас и не знает, что ты, оказывается, способна пасть еще ниже, чем до этого, – сказала я и, выдержав паузу, добавила: – И как хорошо, что я сама смогу рассказать ему об этом, когда мы с Коулом навестим его в «Этан Аллен» в следующее воскресенье.

– Что?

Я догадывалась… По тому, как Ферн гладила свою метку, когда думала, что никто не смотрит; по тому, как дрожали ее веки, стоило ей услышать имя Гидеона; и даже по тому, как она задерживала дыхание в присутствии Коула, избегая смотреть ему в глаза вопреки своему бесстыжему нраву. По всему этому я уже давно догадалась, что она ничего не знала о Гидеоне – ни о том, что он в психиатрической лечебнице, ни о том, что он вообще жив.

От услышанного с Ферн мигом сползло все притворство, точно кожура с томатов, ошпаренных кипятком. Она спустила ноги на ковер и выпрямилась. Еще секунду назад Ферн выглядела злорадной, обиженной жизнью стервой, какой и являлась; но вот она снова маленькая, нуждающаяся девочка, глядящая на меня широко распахнутыми глазами и мяукающая, как котенок:

– Гидеон жив?.. Но он ведь… – Ферн опустила глаза на метку, превратившуюся в бледный шрам и могильный камень, так и не сумев договорить.

Любовь – вот оно, лучшее лекарство. И лучшее наказание.

Двери чайного зала со скрипом закрылись за моей спиной. Выйдя в коридор, я привалилась спиной к стене и с удивлением посмотрела на свои руки. Минуточку…

Озадаченная, я робко повела пальцем по воздуху: следуя моей воле, вдоль коридора поехало кресло. Телекинез. Значит, не показалось. Магия все еще со мной. Но почему, если ее прародительницы и источника больше нет?

– Тюльпана, Диего! – позвала я и, чувствуя, как внутри затеплилась надежда, ворвалась в гостиную.

К моему разочарованию, там никого не оказалось. Как не оказалось и тела Морган, распластанного на полу. Меня встретили лишь лужи крови, превратившие черное дерево в красное, и дорожка из бордовых капель, ведущая к дверям во внутренний двор. Параллельно им по идеальной прямой шли кровавые отпечатки знакомых туфелек.

– Пожалуйста, отпусти его!

Этот крик отрезвил меня, как пощечина, ведь принадлежал он Коулу. Схватив пальто с вешалки и нечаянно опрокинув ее, я быстро завернулась в шерстяную ткань вместо сброшенного одеяла и вылетела на улицу босиком. Ступни утонули в снегу, и я увидела, что точно так же весь холм Шамплейн утонул в хаосе. Зеленый фургон гудел, заведенный, но так и не сдвинулся со своего парковочного места у кромки леса. За его рулем никого не было. Джефферсон лежал возле, практически под колесами, придавленный к земле пыхтящим Сэмом, а Коул стоял рядом с обнаженным навахоном в руках. Из его рта валили клубы пара, кудри растрепались, падая на лоб, но защищался он вовсе не от Исаака… Ведь Исаак стоял рядом – снова человек, причем такой же напуганный, как и все остальные. Тюльпана свешивалась с веранды через перила, удерживая Диего на месте за шиворот окровавленной футболки, чтобы не дать ему приблизиться к ней.

К Морган, что стояла посреди холма и держала Дария в воздухе, даже не касаясь его.