Ковен озера Шамплейн

Желтое платье все еще было алым. На ее коже и шее запеклись кровяные чешуйки, а пшеничные волосы трепал холодный ветер и та магия, что искрилась вокруг золотистым шлейфом. Морган стояла к дому полубоком, но я видела ее лицо – удивительно расслабленное для той, что только что вернулась с того света. Она смотрела на Дария из-под опущенных ресниц и буквально упивалась тем, как бессильно он колотится в захвате ее незыблемой магии, кряхтя и ругаясь. У него под ногами валялась фальката: снег под лезвием побагровел, смыв с него священную кровь.

– Bho linn gu linn, bho ghinealach gu ginealach… – заговорила Морган размеренно, и я узнала гэльский, который голос в моей голове учтиво перевел:

«Из века в век, из поколения в поколение. Сколько можно? Я не лепесток – я корни. Меня нельзя убить, как нельзя убить воздух. Это всегда будет кончаться вот так».

Лицо Дария стремительно наливалось пунцовым: Морган перекрыла ему кислород. Сосуды начали лопаться, а глаза вылезать из глазниц, будто у надувной куклы. Диего, вырвавшись из хватки Тюльпаны, подбежал ближе, но тут же упал, не совладав с собственными конечностями. Морган даже не посмотрела на него, но я не сомневалась: она обездвиживала любого, кто пытался вмешаться.

– Морган! – воскликнул Диего, и та радость, что озаряла его лицо, когда я только вышла из дома, померкла, превратившись в горькое отчаяние. – Морган, ты ведь знаешь себя. Ты не сможешь жить с этим, если убьешь его!

Диего был прав… Вот только перед нами стояла уже не Морган. Если к жизни ее вернул тот Бог, к которому взвывал Диего, то он явно что-то напутал. Той Морган, которую мы знали и искали в этой девочке, стоящей посреди холма, все еще не было. А Эхоидун, живое воплощение магии, оставалась глуха к человеческим мольбам, как и любая другая стихия. Она даже не обернулась. Лишь выставила перед собой руки и сцепила пальцы замком. В ответ на это движение в груди у Дария что-то заскрежетало, а затем изо рта у него побежала алая змейка крови – прямо как у Морган тогда в гостиной, когда он пронзил ее насквозь. Но уже спустя мгновение обычная струйка превратилась в бурный поток: Дария начало рвать кровью, все сильнее и сильнее по мере того, как Морган скручивала свои пальцы, тем самым скручивая и его нутро.

– Эхоидун! – закричала я что есть мочи и выпалила первое, что пришло на ум: – Морриган

!

На этот раз она откликнулась. Немудрено, ведь это было одно из ее ярчайших имен, что не могли стереть из памяти даже прошедшие века. Медленно, будто плывя против течения, Морган повернула ко мне голову. Карие глаза совсем не изменились – ни янтарного свечения, ни первобытного зла, каким ее считали охотники. Она не была одержима – она просто была самой собой.

– Е dìreach, – выдавила я, судорожно вспоминая гэльский. – Ebdìreach… An duine!.. Черт! Каждое твое воплощение, Морриган, учит тебя чему-то, так ведь? Я права? В прошлый раз ты была воительницей, да, но сейчас ты родилась нежным, хрупким созданием. Девочкой, которая любит животных и старый «Полароид». Этим поступком ты уничтожишь ее! Ты уничтожишь себя. – Я махнула рукой на Дария. – Он всего лишь человек, Морриган! Жестокий, глупый мальчишка…

Морган моргнула несколько раз, а затем снова взглянула на Дария. Белый, как йольский снег, и лишившийся чувств, он трепыхался в воздухе. Носы его ботинок чиркали по земле.

Поморщившись, Морган устало вздохнула и потянула руки в противоположные стороны:

– Chan Eil, mo nighean. Witches an-còmhnaidh a phàigheadh airson na mearachdan.

С замиранием сердца я услышала в своей голове:

«Нет, дочь моя. Ведьмы всегда платили за свои ошибки. Пусть люди платят тоже».

Руки Морган раскинулись, словно для широких объятий, и Дария разорвало пополам. Из разошедшейся по швам грудины вывалился ворох кишок. Переломанные ребра ударились об лед, а нижняя часть туловища провалилась в сугроб. От головы Дария и вовсе ничего не осталось – лишь серые ошметки, забрызгавшие желто-красное платье.

Никто не издал ни звука. Но никто, кроме Джефферсона, и не смотрел на Морган с ужасом. Как и я, остальные чувствовали лишь вину за то, что допустили это, и замерли в ожидании того, что вот-вот последует… Ведь логичный финал был лишь один.

– Что это? – спросила Морган, уставившись на искореженный труп, части которого валялись у нее в ногах. – Что это?!

Ее голос сорвался на пронзительный визг. Она всего лишь моргнула – и прошлое воплощение древней богини войны, взявшее верх, снова уснуло. Проснулось нынешнее – бескорыстное, всепрощающее… И абсолютно не готовое к подобному. Мимика Морган ожила, губы искривились, а глаза раскрылись так широко, что отразили зарево закатного неба и стали огненными.