Ковен озера Шамплейн

Встрепенувшись, я быстро прошла в гостиную и, стараясь не смотреть на застывающие лужи крови, выскребла ногтем жемчужное колечко из-под барного глобуса. Розовая жемчужина отражала свет, и, глядя на кольцо, я не чувствовала никакой опасности, о чем и сообщила Коулу, вернувшись в холл:

– Паук сейчас под хребтом Аппалачи, это больше чем в семидесяти милях от Шарлотта. – И когда Коул уже открыл рот, чтобы выразить очередные сомнения, я закатала рукав дубленки и показала ему свою метку – мой лучший аргумент в любом споре. – А если мне будет угрожать опасность или потребуется помощь, ты сразу это почувствуешь.

В глубине души Коул понимал меня. Всегда понимал – единственный человек, который тоже не мог сидеть на месте, если другим угрожает опасность. Ведь не поэтому ли он стал детективом полиции? Испустив тяжкий вздох, Коул пропустил меня, молча наблюдая, как я выбегаю на улицу, предварительно чмокнув его в щеку.

– Только по кромке леса! – крикнул он мне вслед, хотя мы оба знали, что я зайду гораздо дальше.

«Все будет тихо во мраке могилы, но в дереве скоро появятся дыры».

За ночь зима расщедрилась на снег: тот доходил мне до икр, мешая переставлять ноги. Вскоре фургон Джефферсона, откуда доносился подозрительный лязг металла, остался позади, как и особняк с голубой черепицей. Солнце уже заходило за горизонт, и лес словно горел в его лучах. Однако блудных огней нигде не было видно, и это настораживало: неужто их так испугали охотники? Или же смерть самого колдовства, пусть и мимолетная?

Отыскав для начала тропу из мелких капелек крови, расцветающих на снегу, я пошла по ней, как по хлебным крошкам.

«Вот черви снаружи, вот черви внутри, танцуют на лбу у тебя до зари».

Казалось, песня становится тише. Хотя тропа из капель крови упрямо вела меня на юг, я почувствовала что-то неладное и повернула обратно. Но куда бы ни двигалась, песня продолжила затихать. В то же время нежный голос Морган в моей голове срывался, переходя в безутешное рыдание, и это подгоняло меня. Как я могу жалеть себя и отсиживаться, когда ведьме Шамплейн так плохо?!

Однако тело упрямо протестовало против моего благородства. Бороться с сугробами и ветром становилось все труднее, как и концентрировать внимание. Я огляделась и, сощурившись, заметила вдалеке поломанные деревья: клены, ели, сосны, хаотично разбросанные. Нет, такое ураган точно не мог устроить… Как не мог он и пролить столько крови, сколько здесь было: я нагнулась и увидела, что снег под моими ногами красный, как злополучный пол в гостиной особняка. Сердце пропустило несколько ударов, пока я не вспомнила: нет, Морган исцелилась. Я сама видела это, а значит, эта кровь точно принадлежала не ей. Пройдя чуть дальше, я убедилась в этом.

Под угловатой аркой из сломанного дуба лежала оленья туша, растерзанная и выпотрошенная: рога с головой валялись в одном месте, а копыта с грудиной – в другом. На меня смотрели обглоданные ребра и совсем свежие куски мяса, порванные на лоскуты. Эта участь постигла целое стадо: мертвых оленей здесь было не меньше дюжины – они распластались почти на каждом метре, утопая в зловонной слякоти.

Я сглотнула тошноту, подкатившую к горлу, и попятилась, возвращаясь к своей тропе. Неужели это тоже сделала Морган?

Мне вдруг стало жарко. Возможно, жар этот шел со спины: ритуальные шрамы опять пылали, как если бы по ним чиркнули спичкой. Я расстегнула воротник и отлепила шерстяной шарф от вспотевшей шеи, медленно оседая наземь. Мне так хотелось присесть… Но вместо этого я упала. Веки налились свинцом и сомкнулись против моей воли.

«У тебя соловьиный голос, дитя. Не пристало петь им такие грустные песни! Поднимайся. Ты что, хочешь подхватить какую-нибудь простуду смертных и умереть еще раз?»

Проиграв накатившей слабости, я постаралась сосредоточиться на неизвестном голосе. Он принадлежал уже не Морган – куда более бархатный, взрослый, с томной хрипотцой и знакомой манерностью. Следом за ним я услышала, как хрустит хворост под чьей-то поступью, и замычала, изо всех пытаясь очнуться. Прежде чем у меня получилось это, заложенный нос прошиб запах – мускус и соленое железо.

Неведомая сила схватила меня за край куртки и дернула так сильно, что я, кажется, взлетела… А затем приземлилась на нечто настолько мягкое, что едва не отключилась вновь. Мех. Пушистый и согревающий. Я уткнулась в него носом и вдруг обнаружила, что лежу на животе, а подо мной перекатываются мышцы. Лежать было неудобно, но приятно, особенно когда что-то затарахтело у меня под ухом. Звук отдаленно напоминал урчание. К тому моменту, когда мои руки, вернувшие себе подвижность, нащупали кошачьи уши и здоровую морду с усами, я уже знала, кто несет меня на своей спине.