Мы пошли дальше, петляя между шале, каменными колодцами и стадами овец, пасущимися там, где им вздумается. Каждый, кого мы встречали, был занят работой, и я гадала, всегда ли в Санта-Муэрте быт наполнен таким количеством хлопот или же дело в подготовке к празднеству. Молодые девушки в белых платьях с цветочным орнаментом таскали связки бананов, подносы со свежим хлебом и стеклянные кувшины чего-то, что по резкому запаху, тянущемуся через все поселение, напоминало херес. Седовласый мужчина в традиционном пончо крутил на вертеле кукурузные початки – штук пятьдесят, не меньше! Мой золотой браслет незамедлительно откликнулся на аппетитный аромат, и я спрятала вибрирующую руку за спину, шикнув на гримов, чтобы набрались терпения.
Почти из каждого домика доносились звуки лютни и звон бубенчиков, но вместо того чтобы раздражать, вся эта кутерьма погружала в медитативный транс. О том, что мы находимся в ковене некромантов, где детей с пеленок учат воскрешать мертвых, напоминало немногое. Но все-таки напоминало: вместо домашних кошек по улицам скитались ягуары и пумы. Точнее,
– А это что? – спросила я, задержав взгляд на квадратной колонне, возвышающейся прямо посреди оживленной улицы.
В ней было вырезано окошко, в котором гнездился женский скелет – Святая Смерть, статуэтку которой Диего хранил в своем кармане. Только эта была раз в пять больше, разодетая в натуральные платки, юбки и украшения из настоящего золота. Браслеты раскачивались на ее руках, сложенных кувшинкой. На них коптили черные свечи, а в ногах у Муэрте стояла открытая коробка шоколадных конфет, растаявших на солнце.
– Часовенка, – ответил Диего с пренебрежением, проходя мимо. – Они здесь на каждом шагу. Служат мини-версией храмов для молитв и отгоняют призраков, иначе представь, сколько бы их сюда налетело, на такое-то скопище некромантов!
Через двадцать минут мы дошли до края поселения, огражденного джунглями, как забором. Перед нами возникло очередное шале, только маленькое, дырявое и давно не знавшее ремонта. Именно его Адель щедро предоставила нам на целый день. Исаак ввалился внутрь с измученным стоном и тут же распластался перед само собой вспыхнувшим камином, источающим мятную прохладу. Майка пошла пятнами пота у него на спине, как и у Коула: тот, в отличие от Исаака, тут же бросился в душ.
– Ты общалась с Микаэллом на Día de los Muertos[36]
, Адель?Я развалилась на плетеном стуле и, сбросив под него рюкзак, покосилась на раскрытую дверь. Диего стоял на крыльце, перегородив уходящей Адель путь, и его напряжение выдавало лишь серебряное колечко в губе, виляющее из стороны в сторону. Я была удивлена тем, как стойко он держался все то время, что мы находились в Санта-Муэрте. Даже не подрался с Хоакином и совсем не заговаривал о Микаэлле… До этого момента.
– Хоакин уже давно взывает к нему в одиночестве, – ответила Аделаида, понизив голос. В отличие от Диего, все ее татуировки были яркими и цветными, как журнальные иллюстрации. Когда они стояли рядом, то казались почти карикатурными противоположностями друг друга. – Хоакин сказал, Микаэлл жаждет покоя после своей смерти… И не хочет никого видеть. Мы все так же ходим на кладбище и оставляем дары, но инвокации больше не проводим.
– Ты никогда не задумывалась, с чего это Микаэллу отказываться от инвокаций? Почему он не хочет общаться с ковеном? Это ведь многовековая традиция – вызывать прошлого Верховного в Самайн, – произнес Диего с нажимом, и Адель непонимающе нахмурилась. Поняв, что сболтнул лишнего, Диего капитулировал: – Забудь. Это я так, размышляю… Пойду пройдусь, ладно? Хочу посмотреть на места давно ушедшей молодости.
– Хоакин же велел тебе не попадаться ему на глаза!
– Да, поэтому я буду гулять там, где он меня не увидит.
– То есть там, где запрещено? – Адель приняла укоризненный вид, но не продержалась и минуты: – Одобряю! Главное, свадьбу не сорви. Хотя это было бы весело…
Диего фыркнул и махнул мне рукой. Бросив напоследок что-то о том, что Аделаида присмотрит за нами, он сорвался с места. Даже при всем желании я не успела бы остановить его. Оставалось лишь надеяться, что в попытке добраться до истины он не утащит на дно своих археологических раскопок нас самих.