– Отлично. Значит, теперь мы…
Я улыбнулась, глядя на свои пальцы. Зачем нужен ритуальный атам, когда есть кошачьи когти?
В моем теле было слишком много магии, чтобы демоническая сущность смогла трансформировать его, как трансформировала Сэма. Зато оно окрепло, стало гибче и проворнее. Я тронула кончиком языка свои новые клыки и, сузив глаза-рубины, бросилась вперед.
Оказывается, наличие когтей существенно упрощает жизнь: вонзив их Пауку в спину, я легко оттолкнулась и взлетела вверх, запрыгивая между гребней. Прежде атакующий Коула на пару с Исааком, он отвлекся. Его разъяренный рев стал усладой для моих ушей, как и проклятья с угрозами вырвать мне желудок, если я сейчас же не слезу. Когти резали куда легче атама – то же самое, что писать пальцами, только вместо красок под ними лилась черная кровь. Когти, серповидные, были острее титана и вдобавок сочились скорпионьим ядом. То, что нужно, чтобы причинить истинную боль!
Осталось три.
– Шлюха Сатаны! – вскричал Паук, завертевшись волчком. – Я вырву тебе позвоночник!
– Ты только обещаешь, – усмехнулась я и ойкнула, поразившись своему голосу – не человеческая речь, а мяуканье! Неудивительно, что Коул так ошарашенно косился на меня снизу, пускай у него и не было времени разглядывать меня особенно тщательно. Я отвлекла Паука на себя, но Исаак все нападал и нападал без устали. Коулу, залитому кровью, чьи раны я чувствовала через метку атташе как свои собственные, танцевал между деревьями с навахоном наперевес, отчаянно парируя каждый удар.
Я хотела ему помочь, но сейчас моя лучшая помощь – это довести дело до конца.
– Не отвлекайся, Одри! – выкрикнул Коул вдобавок, уводя Исаака на другой конец опушки, чтобы разделить его с Пауком. – Я справлюсь. Добей эту тварь!
Меня не нужно было просить дважды.
Сигил
–
То было пение сразу двух голосов – монотонное, как молитва, на древнем германском языке, который я понимала лишь благодаря тому, что давно выучила эту песнь наизусть. Она была написана на пятнадцатой странице главы Шепота.
–
Я обернулась, не в силах поверить: это пришла Тюльпана, но не одна – плечом к плечу с ней шествовала Аврора. Голоса их, слитые в унисон, иссушали, как жажда в пустыне, и покрывали каменным обездвиживающим налетом, как хворью. Самое красивое проклятье, что мне доводилось слышать. Я не знала, почему Аврора поменяла свое мнение и пришла нам на помощь, но мысленно призналась ей в любви, когда она стукнула своей тростью-зонтом о землю и подкосила Паука, заставив упасть и наконец-то дать мне передышку от его кувырков.
Диего шел следом, как всегда, что-то бормоча на латыни. В это время черные знаки жили на его теле собственной жизнью, меняя формы. С той же стороны светили фары его мотоцикла (неужели он ехал через весь Вермонт на нем?!). Морган, впрочем, озаряла лес гораздо ярче: она будто несла вместе с собою рассвет, и при одном лишь взгляде на нее Пауку стало больно – он заскулил и пригнулся к земле, но не для прыжка, а в вымученном поклоне.
– Исаак, приди в себя! – донесся крик Коула откуда-то из-за деревьев.
Морган вздрогнула и, обернувшись на Исаака, продолжавшего упрямо бросаться на Коула, кинулась к ним.
Зои тоже была здесь: она держалась в тенях надломленных кленов рядом с Сэмом. Желтые глаза затянуло бельмом, а губы беззвучно двигались, предсказывая и координируя, как она делала это раньше, когда самой нашей большой проблемой была парочка родственников-психопатов. Сэм страховал ее, стреляя из «глока». Несколько метких пуль прошли через головы Паука навылет, отвлекая и не давая сосредоточиться.
– Вы… Пожалеете… – выдавил он, пытаясь подняться.
–
Голос Диего прорвался сквозь рокот боя и треск деревьев. Тени ожили под его ногами, отделились от кленов и заскользили к Пауку ожившими змеями.
– Нет! – воскликнула я испуганно, едва не потеряв равновесие на спине диббука. – Нельзя! Вы что, забыли?! Он же…