Ковен озера Шамплейн

На опушке воцарилась тишина, удивительная для поля боя. Вокруг валялись оторванные конечности и раздавленные туши демонических жуков. Тем временем Морган уже залечивала раны Исаака, рассыпающегося в бессвязных извинениях, а все остальные молча переглядывались, обступив Паука полукругом. Единственным звуком оставался его стрекочущий смех.

– Глупая маленькая ведьма! – повторял он снова и снова.

– Неужели все было зря? – прошептала я, уставившись на собственные ладони, перепачканные и разодранные.

– Не зря. Вставай!

Эмиральда возникла рядом словно из ниоткуда и нагло подвинула Коула. Несмотря на то что рассудок вернулся к ней, руки ее оставались черны – тьма прочно впиталась и в кожу, и в душу, обуглив пальцы. Но я все равно приняла их, протянутые, а Эмиральда помогла мне подняться, прежде чем прошептать:

– Ты пишешь такие удивительные мелодии! Грех было бы не сыграть Анхелю одну из них. Да и разве ты позвала нас не для того, чтобы мы послушали?

Я даже не удивилась, откуда она все знает. Коул, придерживающий меня под локоть, испустил тяжелый вздох. Я посмотрела сначала на него, но, увидев в тигриных глазах непоколебимую уверенность (уверенность во мне), наполнилась ею тоже. Наши израненные руки переплелись вместе, как и судьбы. Затем я взглянула на Зои: пускай глаза ее были белы, я знала, что она тоже смотрит. Это стало понятно по ее успокаивающей улыбке и легкому кивку. Там, в цирке, она сказала, что аура Паука слишком сильна и искажает ее видения будущего… Кажется, Зои снова соврала мне, но в этот раз хотя бы во благо. Как же она любит дергать за ниточки, чтобы течение будущего привело нас туда, куда нужно!

«Все воды текут в море».

– Нас восемь, – сказала я, оглянувшись на Хоакина и Луну, свесившуюся с ветки в раздражающем любопытстве. – Зои, расскажи им, что нужно делать.

– Уже, – довольно сказала она.

Паук лежал почти неподвижно, изможденный вьющимися вокруг тенями и песней Авроры, что покрыла его каменной чешуей. Пять голов могли только извиваться и сыпать обещаниями освежевать нас вместе со всеми детьми мира. Закатив глаза, я подошла к своему ковену, собравшемуся под ветвями клена, и медленно очертила пальцем круг в воздухе.

Мы со скрипкой всегда были связаны – я поняла это еще там, в проклятой башне на окраине Завтра, когда она сама нашла меня в минуту нужды. Мне было достаточно представить ее, чтобы она сама легла мне в руки. Одно из лучших творений Страдивари – подарок Барона Субботы. Из черной ольхи, с золотыми звездами на грифе, скрипка была продолжением меня.

Я повернулась лицом к Пауку и, перехватив смычок, прислонила инструмент к плечу.

– Диего, – сказала я. – Ферн. Зои. Хоакин. Эмиральда. Луна. Тюльпана. Морган. Таков порядок. Запомнили?

Эмиральда, наблюдающая за мной из-за плеча заслоняющего ее Хоакина, кивнула. Оглянувшись на остальных и убедившись, что все всё поняли, я набрала в легкие побольше воздуха и начала играть.

– Что это за музыка? – прошипел Паук, почуяв неладное.

Но он не мог знать… Не мог же, правда? И все-таки начал елозить, снова пытаясь выбраться из пут, отчего Авроре, стоящий поодаль ото всех, пришлось вновь завести свою песнь. Та походила на кошачье мурлыканье, до того тихая, что сливалась с моими нотами. Удивительно, как красиво ее голос накладывался на мелодию скрипки… В конце концов, и я, и Аврора несли разрушение.

– Интересно, – произнес Хоакин вновь, задумчиво потирая подбородок кожаной перчаткой, когда Диего вынул из-за пояса ритуальный кирпан с опалом в рукояти и двинулся на Паука.

При виде него диббук забарабанил по земле вновь растущими руками, но Коул на пару с Джефферсоном продолжил отсекать их точными выпадами. Мой смычок же непрерывно порхал по струнам вслед за пальцами, рождая музыку, ни на что не похожую. Ноты то звенели, то срывались. От этой мелодии в воздухе распускался сладкий запах гниения, как от испорченных карамельных яблок на Самайн, и поднимался порывистый ветер. Мелодия должна была длиться до тех пор, пока не будет воткнут последний клинок. Никаких пауз. Никаких передышек. Только от начала и до конца.

Волосы Диего стали черными как ночь, и глаза в темноте леса казались точно такими же.

– Vete al infierno! – выругался он, занося кирпан.

Изогнутое лезвие воткнулось Пауку в грудь. Тот заревел и дернулся, но кирпан не выскочил, застряв внутри и пустив танцевать черную кровь по серой коже. Диего чудом успел увернуться от обсидиановых когтей, прежде чем те располосовали бы ему лицо.

Следующей вышла Ферн. Даже измазанная в грязи и вынужденная прятаться за спинами своих врагов, она сохраняла аристократическую осанку и высокомерное спокойствие. В ее руке лежал тот самый армейский нож, при виде которого Джефферсон растерянно зашарил по карманам. Этот же нож идеально смотрелся в боку Паука, куда Ферн всадила его, не жалея силы. Кажется, она даже улыбалась при этом, пока Гидеон не оттащил ее обратно.