Ковен тысячи костей

Джефферсон говорил с запинками и придыханием, выжидая несколько секунд между словами, чтобы перевести дух после очередной драки с Коулом. Я была готова поклясться, что слышу, как колотится его сердце. Скрипнул сервант в конце зала: он привалился к нему, сплевывая кровь на мой любимый дамасский ковер, пока Коул воспитанно ее глотал. Тюльпана велела мне разобраться с этим, но я оцепенела перед дверями, все еще растерянная… и немного напуганная тем фактом, что мой ковен не может чувствовать себя в безопасности в собственном гнезде. Еще никогда охотники на ведьм не заходили так далеко в Шамплейн… Как же выпроводить их отсюда, не убивая? И не умирая самой.

Быть может, сначала лучше узнать о них побольше? Ведь подсматривать я могла не только глазами, но и мыслями – достаточно было шепнуть старое «Ушки на макушке» и добавить «Чуйка как у кошки». Шаги и прикосновения, вздохи и шевеление ресниц, расположение мебели и жесты – дверь больше не была помехой, и я могла чувствовать абсолютно все, что за ней происходило. Даже лучше, чем дыра в стене!

Черт, это становится пагубной привычкой – подслушивать чужие разговоры в собственном доме.

– Моя хвала тому, кто тебя тренировал! – продолжил Джефферсон. – Уф, был бы здесь сейчас Дэниэль… Представляю ужас на его лице!

– Ужас? – переспросил Коул, шмыгнув носом, заложенным от запекшейся крови. – От того, что его младший брат пытает невинных людей? Или от того, что он ни разу не объявлялся в жизни двух его единственных племянников?

Его рука ненавязчиво ворочала навахон, почему-то лежащий на подоконнике. Этим жестом он будто говорил Джефферсону: «Только что я отделал тебя кулаками. Представь, что я смогу сделать мечом». Интересно, сколько конкретно раз они успели подраться, пока меня не было? Судя по гостиной, превращенной в помойку, как минимум дважды: рояль из красного дерева лежал на боку, а расколотые цветочные горшки усеивали пол. Диван был сдвинут в дальний угол, кресла опрокинуты, а в воздухе витал запах пота и железа.

Джефферсон ухмыльнулся и вытащил из чудом уцелевшего барного глобуса последнюю бутылку «Чиваса». Если бы здесь был Исаак, он бы оторвал ему руки, но было поздно: зубами откупорив горлышко, Джеф отхлебнул виски прямо из горла. Мне стало почти физически больно от того, как алкоголь заливает свежие трещины на его губах. Однако сам Джефферсон даже не поморщился.

– Твои слова лишний раз подтверждают, как мало ты знаешь о своей семье, – произнес он. – И о своем отце. Нет-нет… Дэниэль пришел бы в ужас от силы, которую сам отказался давать тебе, но которой ты обладаешь вопреки его стараниям. То сила охотника…

– Атташе, – поправил его Коул, оставляя на подоконнике отметины от ногтей. – Я атташе, а не охотник.

– Извини, совсем забыл. – Голос Джефферсона сочился издевкой. – Это же гораздо солиднее – быть у колдуньи на побегушках! Не то что продолжать благородное ремесло своих предков. Я все никак в толк не возьму: почему ты просто татушку в форме сердца на груди не набил, как все влюбленные олухи? На кой черт надо было связывать себя этими узами?! Они же страшнее брачных! Ты до этой своей ведьмы баб других не видел?

– Если ты снова хочешь поговорить об Одри, – сказал Коул удивительно ровным голосом, который перебил лишь звон стали, с которым он придвинул к себе навахон, – то иди в фургон за своим мечом.

Джефферсон капитулировал, протянув Коулу вместо меча открытую бутылку «Чиваса», но, проигнорированный, пожал плечами и сделал еще глоток.

– Ладно, я понял. Бабы – больная тема. Не буду лезть в душу и раздавать советы, как выбирать женщин. Для этого у тебя есть старший брат. Где он, кстати? Я и его хотел бы видеть. Раз вся семья теперь в сборе…

Лицо Коула предательски исказилось, и Джефферсон заметил это на миг раньше, чем тот вернул себе отрешенный вид. Гидеон и я – два человека, в разговорах о которых Коул не знал притворства. Его чувства к нам обоим были слишком сильны, чтобы их можно было контролировать.

– Он болеет, – ответил Коул сухо. – Не стоит втягивать его в это.

– Уж не по вине ли твоих подружек-ведьм Гидеон «заболел»? – сощурился Джефферсон, но вовремя сообразил, что не стоит бередить эту рану, если он хочет наладить с Коулом отношения. А он, как я видела, все-таки хотел… – Печально. Ладно, в другой раз на семейный пикник сгоняем.

Коул хранил угрюмое молчание, не разделяя ни задора Джефферсона, ни его прыткого и легкого на подъем нрава. Кроме карих глаз, кудрявых волос да ямочек на щеках, между ними будто бы и впрямь не было ничего общего: один ледяной и острый, как бритвенное лезвие, а второй теплый и искрящийся от веселья, как горящие спички, которые легко станут оружием, если бросить их в стог сена.

– Если ты всерьез намерен задержаться в Шамплейн, – вдруг начал Коул, и я по ту сторону двери поперхнулась воздухом, так прильнув к ней, что чуть не стукнулась лбом, – то тебе стоит перестать махать кулаками и начать отвечать на мои вопросы.

– Не слишком ли ты много на себя берешь? – осведомился Джефф.