Ковен заблудших ведьм

«То, что должно было стать твоей силой, стало твоей же слабостью».

– Петля, узелок и петля…

Я пропустила последнюю нить сквозь пальцы и туго ее затянула.

– Symudiad, – шепнула Ферн, и прежде чем под унисон голосов Тюльпана затянула на нити финальный узел, навсегда обезвредив ее ведьмовское начало, она исчезла.

Я почувствовала, как слабеют руки, выпуская тлеющую нить. Упав на песок, отпущенная другими ведьмами Шепота, пряжа загорелась и обратилась в прах у нас на глазах. До завершения ритуала не хватило всего одного узелка, но и этого было достаточно, чтобы Ферн больше никогда не представляла ни для кого угрозы. Чтобы она, израсходовав остатки магии на побег, истекла кровью там, вдалеке, и умерла, как умирают обычные люди.

Ветер, неся с собой из города запах тыквенных семечек и яблочного мармелада, наконец-то улегся, а дым фантомов развеялся. Тюльпана рухнула на траву, переводя дух, и Диего привалился к ней спиной. Кажется, он даже потерял сознание, но быстро вернулся в него, когда Морган принялась залечивать его порезы, предварительно освободив Исаака от часов. Призраки умерших растаяли на глазах вместе с ковеном Шепота, выполнившим свой долг, а оттого растворившимся в ночи без прощания. Блуждающие огоньки освещали им путь. Они осветили его и мне, когда я сквозь головокружение побрела к концу берега, где Коул тряс Гидеона за плечи, отказываясь верить в происходящее.

– Одри, сюда!

Когда я склонилась над ним вместе с остальными, Гидеон уже не дышал. Лежа на руках Коула, неподъемный и бездыханный, он вперил взгляд в небо, такое же черное, как траурная вуаль. В зеленых глазах уснуло лето. Коул плакал, сам того не замечая, и зажимал рану на животе Гидеона рукой, выдернув торчащее копье. Кровь давно не шла – вытекла почти вся, что была, превратив песок в красную глину. Обнаружив в ней даже собственные пальцы, я приподняла голову Гидеона, пытаясь разделить с ним угаснувший дар исцеления, но, даже будь я Верховной, его время вышло.

Самайн – триумф мертвецов. День, когда умирают братья.

– Зачем он это сделал?!. Зачем, зачем, зачем…

Коул зарычал, припав лбом к холодному лбу Гидеона. В полумраке затухающих огоньков они были совсем неразличимы, как мы с Джулианом в детстве. Точеный профиль, ямочки на щеках, кофейные кудри – у Гидеона жестче и короче, у Коула – непослушнее и длиннее. Он перебирал их, гладил, стискивая между костяшками, пока не услышал:

– Я могу попробовать.

Исаак мягко тронул меня за плечо, бледный и кашляющий после пережитой одержимости, но принявший в свои объятия, чтобы освободить место для Морган. Ее губы, покусанные морозом, горели. Она осторожно пододвинула Коула, вглядываясь в окаменевшее лицо Гидеона. Такое невинное… Все мы вновь становились детьми, когда умирали.

Морган вдавила маленькие ладошки в рану на его животе, заставляя остатки крови брызнуть, а затем сдвинула руки выше. Обхватив обручем шею, она растерла по его коже собранную кровь, покрывая пурпуром каждый открытый участок. Морган не дышала, погрузившись в магию с головой. В ту магию, что никогда прежде не существовала – даже некромантия воскрешала мертвых на время, но не возвращала их к жизни. Это казалось противоестественным, нарушающим природный порядок вещей… Впрочем, как и те восемь даров, что знали ведьмы сегодня, но которые были немыслимы тысячи лет назад.

Все вокруг замерло. Морган медленно наклонилась и запечатлела на губах Гидеона невесомый поцелуй. То было касание первобытной магии, которой она щедро поделилась с ним, чтобы в следующую секунду сердце Гидеона снова забилось. Ритмично, сильно, пусть и трескуче, как барахлящий динамик патефона.

Я едва не потеряла сознание от облегчения, уже успев представить во всех красках похороны и то, что придется пережить Коулу, как последнему из рода Гастингсов.

– Гидеон!

Коул осторожно притронулся пальцами к его ране: рубашка была разорвана в том месте, где сквозь нее прошло острие копья, но плоть срослась, невредимая. Этого хватило, чтобы Коул обнял брата и прижал к себе, не замечая, что тот не спешит обнимать его в ответ: ватные руки так и остались лежать вдоль тела. Диего, почуяв неладное, осторожно наклонился, незаметно заглядывая Гидеону в глаза, ища в них искры сознания, но не находя. Тот лишь моргнул – медленно, как кошка, а затем обвел бездумным взглядом каждого из нас, будто не узнавал… Будто даже не пытался узнать.

– Ну как? Получилось? – хрипло спросила Морган, повиснув на руках Диего и явно нуждаясь в экстренной порции вафель с кленовым сиропом.

– Вроде бы, – промычала Тюльпана озадаченно и крайне неуверенно.

Я поджала губы и дернула Диего за рукав рубашки, на что тот покачал головой.

– Нужно отвезти Гидеона в Берлингтон, – только добавил он. Притворялся он так же безупречно, как и я. – Думаю, Гидеону нужно… время, чтобы прийти в себя. Здесь все равно нельзя оставаться.