Ковер царя Соломона

Бьенвида, которая была младше брата на два года, с задумчивым видом поинтересовалась, не думает ли он, что мать когда-нибудь вернется к Брайану. Если бы девочка разговаривала со школьными друзьями, то назвала бы Брайана папой, но Джасперу это было не по душе. Он считал это «детскими глупостями».

– Сомневаюсь, – ответил мальчик сестре. – И вообще, выбрось его из головы, Би. Мне нравится тут жить. В этом месте есть кое-что крутое. Не твоего ума дело – что, просто есть, и все. Даже не думай упрашивать маму вернуться на ту помойку!

Бьенвида ничего ему не ответила, но ее диковатые, вечно настороженные глаза вспыхнули.

– Их там всех комары съедят, – заключил Джаспер и, посчитав, что долг чести исполнен, пусть даже Джарвис никогда об этом не узнает, вышел из класса на лестничную площадку. Там было темно. В размытых пятнах тусклого света, падавших из открытых дверей пятого и двух шестых классов, младшего и старшего, с трудом можно было разглядеть коридор. Бьенвида щелкнула выключателем, но лампочка давно перегорела, и никто ее так и не заменил. Световой люк на потолке был словно накрыт темно-фиолетовой тканью. Однажды девочка видела в этом квадратном окошке, как острый край облака отрезал кусок от полной луны, будто происходило затмение. С тех пор она частенько заглядывала в темный люк в надежде увидеть луну, но обычно там были лишь темнота и пустота.

Тем временем ее брат уставился на веревку колокола, свисавшую из небольшого квадратного отверстия, проделанного в полу колокольни. Конец веревки был обмотан вокруг крюка, прикрепленного над дверью лабораторного кабинета. Это было высоковато не только для ребенка, но и для взрослого, но Джаспер полагал, что для него нет ничего невозможного.

– Здесь внизу должна быть дыра, – сказал он своей сестре, водя носком ботинка по потертой красно-серой ковровой дорожке, которую постелил в коридоре кто-то из коммунаров. – А еще одна должна быть в кабинете рукоделия.

– Почему? – удивилась именинница.

Мальчик опустился на колени, сунул руку под ковер и стал ощупывать щели между старыми половицами, пока его пальцы не наткнулись на поперечные доски, обозначавшие края люка. Ноготь указательного пальца царапнул по металлической петле.

– Потому что веревка должна была спускаться отсюда вниз, до самой раздевалки, чтобы можно было звонить в колокол, – объяснил он. – Никто никогда в него не звонил, но идея была именно такой. Хочешь, расскажу, почему никто больше не звонит в этот колокол?

– А где раздевалка? Я не знаю, – спросила Бьенвида.

– Это та самая комната, куда никто никогда не заходит. На первом этаже, между выходом на веранду и сортиром. Рассказать тебе, почему никто туда не заходит?

– Если это очень страшно, то не надо.

Джаспер встал и снова посмотрел на веревку:

– Знаешь, чего мне хочется? Выкурить сигаретку.

– Тогда ты заболеешь раком легких.

– Ты слышала когда-нибудь, чтобы кто-то заболел раком легких в девять лет?

Мальчик открыл дверь в кабинет старшего шестого класса и заглянул внутрь. Зажигать свет было слишком рискованно, но шторы были раздвинуты, а глаза детей уже достаточно привыкли к темноте, чтобы различать очертания мебели и более мелкие предметы – темные пятна с едва поблескивающими краями. В комнате Джеда стоял удушливый животный запах. Джасперу пришло в голову, что так может вонять в логове дикого зверя, пол которого покрыт свернувшейся кровью и устлан обглоданными костями.

Он ощупью прошел к столу, после чего начал шарить в карманах вонючей куртки, в которой Джед тренировал ястреба, висевшей на внутренней стороне двери, а сестре приказал поискать в шкафу. Бьенвида, немного испуганная, открыла дверцу. Она начала хихикать, но смех ее вдруг оборвался, сменившись тонким звуком, похожим на вскрик ястреба.

– Заткнись! – зашипел Джаспер. – Ты что, хочешь, чтобы они нас засекли?

Но музыка, должно быть, заглушила нечаянный возглас сестры. Мальчик выглянул в окно и увидел только огоньки свечей. Ни одно лицо не повернулось в их сторону. Бьенвида схватила его за руку.

– Я дотронулась до чего-то ужасного, – произнесла она глухо. Брат видел белки ее глаз и расширенные зрачки. Они с сестрой часто спрашивали друг друга: «Хочешь, я расскажу тебе?.. Рассказать? Рассказать о том, что случилось? Хочешь?»

– Хочешь, я расскажу тебе, до чего я дотронулась, Джас? – прошептала девочка.

– Ну, давай. Что же это такое?

– Живот мертвеца. Как будто кому-то разрезали живот, и он умер, а я ткнулась рукой прямо в кишки.

– Ой, да брось заливать! – фыркнул Джаспер. Он как раз обнаружил сигареты и спички в углу подоконника, между стопкой книг и цветочным горшком. Сунув сигарету в рот, мальчик чиркнул спичкой и, держа ее огоньком вверх, осветил внутренности шкафа:

– Нет здесь никаких мертвецов, только однодневные цыплята, которыми Джед кормит Абеляра. Они свалены в ведро.

– Фу, гадость! – Бьенвида сделала вид, что ее тошнит. – А они что, дохлые?

– Конечно, дохлые. Ну так рассказать тебе, что произошло в раздевалке, Би?

– Ладно, давай выкладывай.

Дети вернулись на лестничную площадку и сели на ступеньке.