Ковры из человеческой кожи

Кисейский поспешно смял пейзаж и затушил высокую свечу, погрузив опочивальню в темноту. Не прошло и нескольких минут, как зеленый мундир Михаила украшал одинокий гвоздь в стене, а его пепельная голова проминала ямку в основании пирамиды подушек. Экспедитору не раз приходилось ночевать не в своей кровати, и это не вызывало у него дискомфорта. Нет, его тревожил силуэт, тот самый, что он сам случайно вывел на последней зарисовке. Ведь теперь он мог видеть его не только на бумаге.

Неподвижный Михаил был готов поклясться, что кто-то смотрел на него сквозь мутное и заиндевевшее цокольное окно…

Глава 2. Часовня

Холодная темнота обволакивала тело Михаила Кисейского с ног до головы как вязкая тина, не давая ему сориентироваться в пространстве. Агент Тайной канцелярии чувствовал, будто его вестибулярный аппарат вышел из строя как размагнитившийся компас, пока в пустоте не возникло пятно света. Неестественно-яркое сияние подчеркнуло контуры длинного деревянного коридора.

Как зачарованный Михаил зашагал вперед. Нечто вскружило холодную голову невозмутимого экспедитора, оно удивляло и пугало его до такой степени, что он просто не мог не посмотреть на это ближе. Что-то на конце сюрреалистичного брусового тоннеля без окон и дверей манило его к себе.

Кисейский остановился и поднял дрожащую голову, трепетно взглянув на уродливый кусок полотна, натянутый между стен как паутина. Хотя даже паутина обладает симметрией. Эта хаотичная тканевая вырезка цеплялась за стены почти в дюжине мест, словно выросла тут сама, подобно какому-то кошмарному адскому плющу.

Белое сияние пробивало полотно насквозь, оставляя видимыми лишь многочисленные пульсирующие вены. Сплошная паутина изобиловала пигментными пятнами. Все это было хорошо дубленой и натянутой до упора кожей. Процесс выделки коровьей шкуры не напугал бы и любого крестьянина, что уж говорить об агенте Тайной экспедиции, вынужденного сталкиваться с ужасными и кровавыми злодеяниями почти каждый день. Однако что-то полностью меняло контекст описанной картины; в середине венозного пергамента находилось человеческое лицо… или то, что от него осталось…

Глазницы были вытянуты до такой степени, что, казалось, могли разорвать полотно по двум диагоналям сразу. Нос полностью выпрямился, уступив место узким змеиным ноздрям. Губы застыли в гримасе душераздирающего вопля, который Михаил мог почти слышать, просто смотря в пустые веки этого отродья.

Чем больше он заглядывал в ее сквозные глазницы, тем больше экспедитору казалось, что людская оболочка смотрит на него в ответ. Она преследовала его каждую ночь, терроризируя сны с того дня, когда невинный Михаил столкнулся с самым ужасающим и богопротивным преступлением, которое только способен совершить человек.

Ковер из человеческой кожи с хрустом покачнулся на холодном бризе, ринувшемся из белого сияния…

Кисейский открыл глаза.

Ветер дул из окна. Михаил вспомнил, что приоткрыл его ночью, когда в тесной опочивальне стало стишком душно, а метель наконец унялась. Он взъерошил свои липкие длинные волосы и прикрыл ими глаза, лениво вжав затылок в подушку.

Вокруг больше не было холодной бездны, бесконечного брусового тоннеля или гнетущего ангельского свечения, – обыденный кошмар, заложником которого экспедитор давно стал, подошел к концу. Однако Михаил был готов поклясться, что все еще чувствовал на себе пустой взгляд, полный боли, ужаса и вины, как и слышал крик дубленой человеческой оболочки.

***

Облака над Лазурным Маревом заметно поредели, но солнечный свет все еще с большим трудом просачивался сквозь зловещую белую дымку. Дюжина целовальников выстроилась у конюшни, еле уместившись в один из самых широких снежных окопов зимней деревни. Кисейский приказал созвать стражей, чтобы лично познакомиться с каждым из них, ведь хотел и имел полное право знать все даже о самых высоких и ответственных чинах Марева.

Ячменник берег хромую ногу, сидя на кружевном пуфе в изголовье траншеи, зевая и недовольно кряхтя. Ленивый староста явно оттягивал серьезное расследование не только из-за того, что не хотел поднимать шум, но и потому что лишний раз не желал покидать теплой опочивальни в суровую зимнюю пору.

Экспедитор расхаживал из стороны в сторону, тщательно анализируя бородатые лица и разноцветные кафтаны дюжины, каждого из членов которой Ячменник представил ему поименно полчаса назад. Павел, Ярослав, Алексей, Андрей, Федор, Дмитрий, Николай, Иван, Петр, Сергий, Игорь и Святорад – орава статных богатырей была вооружена короткими саблями и киянками, однако все еще страшилась острого и непредсказуемого ума агента Тайной канцелярии. Казалось, они могли превратить в лепешку тощего и бледного Михаила одним ударом, но были скованны страхом перед его хищным интеллектом слишком сильно, чтобы сжать кулаки.

– Что ж, – Кисейский произнес это так неожиданно, что целовальники и земской староста вздрогнули, – я не боюсь слукавить, сказав, что Лазурное Марево обладает одной из самых непреступных защит, которую я когда-либо видел в простой деревне.