Коза дракону не подруга

– Не только фомор, любой волшебник подчиняется им. Это основы магии. На каждую силу в мире найдется другая сила, и чем сильнее ты ударишь заклинанием, тем мощнее будет отдача. Поэтому уважение к Правилам и Ограничениям внушается с самого начала. Каждый волшебник при посвящении получает три гейса – три своеобразных запрета, как противовес при вручении магического дара. Иногда они могут показаться забавными и нелепыми, но эта традиция появилась как раз для того, чтобы внушить уважение к Ограничениям.

– И у вас они есть? – спросил Нед.

– Разумеется. Не засыпать в пещере, не заводить домашних животных и не оглядываться, когда зовут не тебя, – перечислил Амброзиус.

– Действительно, странные запреты, – улыбнулась я. – Но они кажутся несложными, особенно последнее.

– На первый взгляд так оно и есть, однако я знал случаи, когда из-за гейса чародей оказывался в безвыходной ситуации. Магическая стезя таит в себе массу опасностей! Поэтому сиды обычно не спешат пользоваться волшебством. В этом мире у них есть более острое оружие: чуткость и поистине дьявольская прозорливость насчет человеческих тайных желаний.

Помолчав, Амброзиус задумчиво добавил:

– Это заставляет меня сомневаться, что Лайбстер и есть тот вор, которого вы ищете. Все, что ему нужно, он мог бы получить от Фонтероя более тонкими средствами, как это принято у сидов.

– На данный момент это наш единственный подозреваемый, – угрюмо отозвался Нед. – Кто еще ночью мог забраться в особняк, если не он?

Волшебник развел руками:

– Вспомните юридические максимы: quis, quid, ubi, quibus auxiliis, cur, quomodo, quando?

«Хороший совет, – подумала я. – Главное – конкретный».

– Но пока что мы продолжаем подозревать мистера Лайбстера, и это значит, что мне придется встретиться с ним еще раз, – мрачно сказала я.

Уолтер с волшебником обменялись быстрыми взглядами, заронив во мне нехорошее подозрение. Что еще они задумали?

– Мы тут посоветовались и решили, что тебе нужна верховая лошадь, – нерешительно начал Нед.

– Особая лошадь, – подчеркнул Амброзиус, – которая при случае сможет унести тебя даже от фомора.

От такого известия я почти лишилась дара речи.

– Вы… вы что, смерти моей хотите? За всю жизнь я сидела верхом разве что на бревне!

Не скрою, в Серпент-парке я с завистью провожала глазами изящных всадниц в развевающихся амазонках. Они казались такими независимыми, такими бесстрашными… При взгляде на них сразу возникало впечатление, что эти леди уверенно держат в своих маленьких ручках не только поводья, но и бразды правления в доме. И, безусловно, скакать верхом гораздо интереснее, чем трястись в коляске с леди Элейн, раскланиваясь и улыбаясь ее многочисленным знакомым. Но я же и десяти ярдов не проеду – мигом вылечу из седла, как мешок с песком!

– Не бойся, – глаза Амброзиуса проницательно блеснули из-под молочно-белых бровей. – Эта лошадь тебя не сбросит. Пойдем-ка со мной.

Оставив Уолтера греться у камина, мы вдвоем вышли из дома в чернильную хмарь. Амброзиус захватил в холле фонарь, так что шел впереди, освещая дорогу. Приземистое здание конюшни занимало довольно много места на заднем дворе, хотя сейчас там содержались всего три лошади: пара гнедых, отдыхавших после сегодняшней прогулки, и Корунд, здоровенный жеребец лорда Фонтероя. Конь недобро покосился на нас из-под темной челки. Я слышала, что эта зверюга не признавала никого, кроме хозяина. Даже грум с ним едва справлялся.

После уютного домашнего тепла в конюшне царил стылый холод. Пахло сеном и лошадьми. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара. Я потерла ладони и сунула их подмышки, пытаясь согреться. Фонарь Амброзиуса, стоявший на полу, отбрасывал тусклый неширокий круг света; маленькие окна, вжатые в толстую стену, отражали синие сумерки.

– Мы здесь надолго?

Амброзиус не обращал на меня никакого внимания. Остановившись напротив пустого стойла, он прикрыл глаза и что-то зашептал. Потом поднял с пола клочок соломы, дунул на него и бросил впереди себя. В стойле собрался сгусток тумана. Я затаила дыхание. Туман рос, клубился; подчиняясь движениям волшебника, в нем переливались дымчатые потоки. Не веря своим глазам, я смотрела, как это вещество становится плотнее, формируя маленькую голову с пышной гривой, крутобокое тело и изящные недлинные ноги. Вскоре волшебный туман рассеялся, оставив вместо себя небольшую лошадку серой масти с молочно-белой гривой.

– Это… невероятно!

Сорвавшись с места, я бросилась к ней, однако замерла на полпути. Я так долго не решалась войти в стойло, что Амброзиус нетерпеливо подтолкнул меня в спину:

– Ну же, смелее!

Ее голова была как цветок, грива и высокий хвост струились мягкими прядями, а крепкое тело блестело, слегка переливаясь, и вся она казалась такой призрачно-волшебной, что было страшно к ней прикоснуться. Я боялась, что если попробую ее погладить, моя рука пройдет сквозь туман. Но шерсть лошадки на ощупь оказалась теплой и лоснящейся, вполне осязаемой. Ладонью я ощутила, как движутся под кожей сильные мышцы. Чтоб мне лопнуть, вот это волшебство!