Человеческая кровь застыла в моих жилах, зато проснулась другая, древняя, как сама тьма. Она серебряными молоточками стучала в висках и тяжелыми ударами билась в сердце. Если раньше я сомневалась, верить ли рассказам Амброзиуса и Уайтвуда, то теперь последние сомнения исчезли: ни одно человеческое существо не выдержало бы такой скачки, но я уже не была человеком, мы с Шайн были плоть от плоти этого мира, две тени среди теней. Здесь все отбрасывало тени, даже мысли.
Тяжелая багровая луна вышла из-за туч, приветствуя Йоль и рождая на свет новые существа. Это была ночь, когда двери обоих миров приглашающе распахивались настежь. В такую ночь человек, выйдя за порог, рисковал встретиться с порождением своих фантазий, а выйдя за пределы реальности – мог увидеть такое, что ему и во сне бы не приснилось.
Мы поднялись выше облаков. Шайн мчалась по зеркально-чистому небу, ее копыта высекали искры из небесной тверди. Позади послышался шум, будто море набегает на берег, и нас обогнала группа всадников верхом на странных лошадях. Или не лошадях? От них пахло жаждой и яростным неистовством, их плащи вились за спиной, словно дымные клочья, некоторые всадники имели на головах короны, как будто сплетенные из веток. Возглавлял кавалькаду высокий бледнолицый человек в серебряном венце, в котором тревожно горели густо-красные камни. Я придержала лошадь, чтобы пропустить их. В ответ человек оглянулся и подмигнул мне желтым кошачьим глазом.
Внизу между облачными гривами проплывала земля. Иногда мелькали печальные огни какой-нибудь деревеньки, маленькие и ненужные. Однажды блеснуло тусклое лезвие реки, блеснуло – и исчезло. Черно-синяя ночь простиралась вокруг нас, мы с Шайн двигались в ее звездном шлейфе, и я кожей чувствовала ход времени, так, словно нам приходилось пробираться против течения.
Наконец, я заметила, что густой покров ночи стал менее плотным, и восточный край неба понемногу посветлел. Одновременно внизу показалась кучка скучных бурых крыш, сгрудившихся между невысокими холмами. Сердце радостно стукнуло – Лонгбери! Поместье Мериваля, прямоугольный двухэтажный дом под серой крышей, окруженный просторным парком, располагалось несколько в стороне. Оно постепенно приближалось, как картинка в волшебной трубе господина Амброзиуса, если покрутить специальное колесико.
Небо совсем посветлело, а сугробы окунулись в бледно-розовое рассветное марево, когда Шайн спрыгнула на тропу, уходившую вглубь парка Лонгбери-холла. Мы вернулись в реальность, и она обрушилась на нас со всей тяжестью, присущей материальному миру. Невесомая легкость и волшебство ночи растаяли вместе с темнотой. Я снова обрела тело Энни Фишер, каждая клеточка которого сейчас протестовала против безумной скачки. Протянув руку, я сгребла горсть снега с ближайшего куста и отерла уставшее лицо. И вздрогнула, увидев, что случилось с Шайн.
Она таяла на глазах. Мы медленно ехали по тропе, и я видела, как двигаются ее мышцы под полупрозрачной кожей. Мне тоже порядком досталось. Сознание мутилось от слабости, руки, державшие поводья, за одну ночь исхудали, как после долгой болезни. Прошиб страх, что моя кожа сейчас покроется морщинами, а из под шапки вместо каштановых кудрей вывалятся седые лохмы. Кто измеряет время часами и секундами? Мера времени – это удары сердца, которое заходится в тревоге за любимого человека, это тысячи разделяющих нас шагов, помноженные на горечь несказанных слов.
За одну ночь мы с Шайн состарились на целую жизнь.
– Шайн, хорошая моя… – горько прошептала я. Попыталась соскочить с седла, чтобы облегчить ей ношу, но она протестующе заржала и прибавила шагу. Моя преданная Шайн прежде всего заботилась о том, чтобы я не опоздала.
Сквозь сплетение ветвей ничего нельзя было толком разглядеть. Крик дракона я не услыхала, а, скорее, увидела, когда Шайн взбросилась на дыбы, по деревьям пронесся ветер, и нас осыпало искрящейся снежной взвесью с ближайшей ветки. Я соскользнула на снег. Последнее усилие обошлось моей лошади слишком дорого – она просто развеялась в воздухе. Погасла, как огонек свечи. Растаяла вместе со снежинками, оседавшими на моем плаще.
– Шайн…
У меня даже не было времени, чтобы ее оплакать. Кеннет был где-то рядом, и я чувствовала, что ему грозит серьезная опасность. Я сорвалась с места, нырнула между ветвями ясеня, хлестнувшими меня по лицу. Двигаться было тяжело, ночью намело много снега, так что мои ноги проваливались при каждом шаге.
На другом берегу замерзшего озера находились трое. Издалека я увидела, как бронзовый дракон, сверкающий янтарем в солнечных лучах, грозно навис над маленькой женской фигуркой, скорчившейся в снегу. Неподалеку от них, почти неразличимый среди деревьев, застыл лорд Мериваль в сером пальто, похожий на клок тумана. Он опирался на трость, и вся его поза выражала напряженное ожидание. Тень дракона, огромная, как гора, надвигалась на Клариссу, которая беспомощно барахталась, пыталась отползти подальше. Судя по яростному шипению зверя, слышному мне даже отсюда, жить ей осталось считанные секунды.