Виктор вскочил, громко захлопал в огромные ладоши и, не ожидая приглашения, вылил в себя рюмку водки.
– Еще! Людмила Ефимовна! Еще прочтите! – ревел он, будто на стадионе. Василиса тоже вскочила, опрокинула рюмку и даже растроганно клюнула подругу в щеку.
– А теперь про Пашку! Про сына давай! – возопила она.
Люся готовилась обрабатывать только Потапова, поэтому на Павла стихов заготовлено не было. Но дабы не огорчать подругу, Люсенька тут же выдала экспромт:
Экспромтик, видимо, получился так себе, потому что довольное лицо Василисы как-то сникло, щеки затряслись, а в глазах появились слезы. Витя же, напротив, обрадовался второму стиху намного больше:
– Классно! Теть Люся, дайте автограф! Ой, а вам, тетя Вася, не понравилось? Чего вы, как прокисли?
– Это она не прокисла, – приступила к главному Люся, – это она переживает… печалится, можно сказать. Ее мои стихи на мысли натолкнули…
Витя понимающе притих и с уважением кивнул на Василису:
– А вы, Василиса Олеговна, всегда печалитесь, когда думать приходится?
– Витенька, ты не понял! – обиделась за подругу Люся. – Она вспомнила, как совсем недавно, в прошлую пятницу, мы ехали в автобусе и одна пожилая дама рассказывала, что в их доме убили девушку. Молодую такую, Римму Рудину. Между прочим, девушка проживала на вашем участке, по улице Громова, семь.
Виктор тоже пьяненько закручинился.
– И вот! – Люся, как могла, толкала Потапова на откровенность. – Василиса горюет, не знает, что дальше-то с девушкой произошло!
– Да! А что с ней произошло дальше? – загорелись глаза у Вити.
– Вот мы тебя и хотели спросить!
– А я чо, крайний, что ли?
– Здрассьте! – возмутилась Люся и отодвинула бутылку водки от гостя подальше. – А кому я тут дифирамбы пела? Кто у нас самый ответственный милиционер? И не вздумай говорить, что ничего не знаешь! Немедленно утешай Василису, докладывай, что там такое с Рудиной!
Похоже, что Потапов и в самом деле не понимал, о чем идет речь, но, как умел, кинулся утешать мать друга. Неловко облапил женщину, ткнулся куда-то в область уха и долго хлопал ее по спине, как колхозную кобылу.
– Да ладно, Витенька, я уже ничего… я ж понимаю, – расплавилась от мужской ласки Василиса. Но Люсеньке совсем не это нужно было от Потапова.
– То есть как это – ничего! Ты все равно ее так не успокоишь! Да хватит ее по ребрам-то наглаживать! Говори лучше, что там случилось с Рудиной?
– Да я-то откуда знаю?! Я и фамилии такой ни разу не слышал! И вообще, с чего вы взяли, что с ней что-то случилось?
Люся уже метала молнии и вот-вот готова была сорваться:
– Я же тебе говорю, нам женщина сказала, что Рудину эту убили! И позвонили в милицию, она сама позвонила!
– Да врет она все, никто нам не звонил, – отмахнулся Потапов и потянулся за следующей рюмкой. – Давайте лучше, теть Люся, за вас выпьем!
– Нет, погоди! Как это не звонил? Да я сама лично… посмотрела ей в глаза и поняла – звонила! – упиралась Люся. Она чуть было не проболталась, что лично набирала ноль один… или два? Вот черт! Неужели и правда… Это Ольга ей заморочила голову каким-то пожаром, черт возьми, Люся и в самом деле набирала ноль один, неужели она звонила пожарным?!
Люся прикрыла глаза и совершенно отчетливо вспомнила, что набирала ноль… один!
– Тетя Люся, вам плохо?
– Это у нее, Витенька, от славы голова закружилась немножко, – объяснила Василиса.
– Ага… – промямлила Люся. – Ты, Витенька… ты иди, плохо мне что-то..
Виктор не стал задерживаться. И чего, в самом деле, и без того уже посидели прилично. Он вежливо попрощался и, чуть пошатываясь, вышел. Василиса любезно закрыла за ним дверь и стала убирать со стола. Люсенькина идея потерпела крах, это очевидно: Потапов так и не сознался, но все же это не повод покрыться молочной бледностью. Неужели Люся и вправду возомнила себя поэтессой? Василисе, например, ее вирши совсем не понравились, особенно про раздетого многодетного Пашку! По разоренному столу среди тарелок важно вышагивал Финли и брезгливо тыкался мордочкой в рюмки. Обделенный Малыш достать до тарелок не мог и поэтому пытался стянуть всю скатерть со стола вместе с остатками ужина.
– Малыш, не бушуй, – потрепала его по курчавой голове Василиса. – Иди вон лучше к Люсе, слизни звездную пыль, видишь, она никак от похвалы отойти не может!
– Вася, – еле слышно пролепетала Людмила Ефимовна, – я не от славы, я… Вася, поклянись самым дорогим, что у тебя есть, что ты не станешь на меня кричать…
– Люсенька, тобой клянусь… – нежно улыбнулась подруга. – Говори немедленно, что ты опять натворила, несчастье мое?!
– Вася, я тогда… Помнишь, мы от Рудиной бежали сломя голову? Ну я еще такая взволнованная была, что ничего не соображала, помнишь? А ты тогда ко мне привязалась – «позвони в милицию, позвони в милицию», помнишь?
– Ну? – насупилась Василиса.