— Хорошо, Ганс, — сказал он. — Помоги мне. — Пришлось снять холст, убрать краски, завернуть палитру, сложить мольберт. И это как раз в тот момент, когда, как ему вдруг показалось, он нащупал правильный путь: еще один мазок, один штрих, и картина бы ожила…
Хеншель приказал ему немедленно отправиться в Приедор. Он, хотя и добродушно, упрекнул Дитера за частые отлучки из штаба, за то, что солдатам приходится его постоянно разыскивать, а офицерам ждать. Дитер молчал, вытянувшись по команде «смирно» и всем видом своим показывая, что сознает вину.
— Возьмите это и прочтите в пути, — сказал Хеншель. — Сводка боевых действий.
Майор Дитер сел в машину. Ему все еще мерещилась картина, которую он начал на берегу горной речки. Сегодня бы она удалась, думал он, но мне помешали. Может быть, никогда уже я не смогу настолько приблизиться к цели. А теперь вот, хочешь не хочешь, читай эту сводку, и уже не до картины. Черт бы побрал все сводки и все военные операции!
…Окончательное поражение потерпела Первая хорватская горнострелковая дивизия, потерявшая большую часть личного состава, вооружения и боеприпасов. Использовав лесистую пересеченную местность, противник в течение многодневных боев оказывал стойкое и мощное сопротивление. В боях принимали участие даже женщины. Противник оказался настолько упорным, что хорваты вынуждены были вывести орудия на линию огня и открыть сплошной огонь, но партизаны устояли. После атаки, предпринятой партизанами, хорваты в панике отступили, бросая оружие и пытаясь спастись бегством. Однако уйти удалось только небольшому числу кавалеристов.
Рассчитывать серьезно на хорват мы больше не можем. Они разбиты. Немецкие части берут все в свои руки, а остатки хорватских частей перебрасываются в тыл. Фриц нападает с юга, Путлиц и Ведель — с юго-запада, а принц Баденский — с северо-востока. Козара снова в кольце окружения.
Я это вроде бы уже где-то читал, — думал он, откинувшись на спинку сиденья. Ничего другого от хорват не следовало и ожидать. Чего они, собственно, хотят? Стремление во что бы то ни стало выделиться делает их смешными в любой серьезной стычке с противником. Так было и на Бании. Кроме легиона полковника Франчевича и отдельных подразделений усташей, я не встречал ни одной части, которую можно было бы назвать боеспособной. Их атаки похожи на опереточные баталии.
Он отложил сводку и расстегнул китель. Было жарко. Хотелось выйти из машины, спуститься к реке, охладиться, взять в руки кисть. Но это было невозможно. Он пытался представить себе, зачем его вызывают в Приедор. Но внезапно его внимание привлекли солдаты, окружившие какую-то женщину.
— Останови, — сказал он шоферу. — Это священник?
— Это фра-Августин, — ответил шофер.
— Что тут происходит, ваше преподобие? — спросил Дитер, выходя из машины.
— Поймали бандитку, — сказал священник.
Он увидел девушку. Лицо ее выражало обиду и негодование. Руки были связаны. Легкое платье облегало фигуру. Одежда и белизна кожи говорили о том, что это горожанка. Она была стройная и молодая. Из-под платка выбилась прядь волос. Дитер внимательно посмотрел ей в лицо, и ему показалось, что он ее уже где-то видел: лицо было прекрасное и свежее, как раннее утро.
— Где вы ее схватили?
— На шоссе, — отвечал фра-Августин. — Бродит в расположении наших частей и собирает шпионские сведения.
— Она созналась?
— Нет, но сознается, — сказал фра-Августин.
— Почему же вы заключили, что она шпионка?
— Нетрудно догадаться, — сказал фра-Августин. — Мы старые знакомые. Однажды она уже попалась к нам в руки, но мы тогда отпустили ее, девчонка сумела выкрутиться.
— Как ее зовут?
— Матильда, — сказал фра-Августин. Услышав свое имя, девушка подняла голову, как ученица, которую вызвал учитель. — Выродок. Попадаются бандиты и среди хорватов.
— Мне не все ясно, — сказал Дитер. — Я бы хотел услышать доказательства того, что она шпионка.
— Она утверждает, что приехала из Загреба, — начал фра-Августин. — Вот я вас и спрашиваю, зачем сюда соваться девушке из Загреба? Говорит, идет повидаться с родителями, которые живут в Приедоре. Но идет-то она в самый разгар боев и именно по тем дорогам, где происходят самые ожесточенные схватки. Когда несколько дней назад схватил ее на берегу Уны, недалеко от Костайницы, она тоже говорила, что, мол, идет из Загреба к родителям. Но после того как мы на нее прикрикнули, начала плести невесть что, реветь, и не случись тут Муяги… Она даже упоминала полковника Франчевича, а теперь снова шляется в районе военных действий…
— А вы спросили, была она у родителей?
— И спрашивать нечего, — сказал фра-Августин. — Все эти россказни — чистейший вымысел.
— А мне все же хотелось бы услышать какое-либо веское доказательство.
— Лучшее доказательство — ее сбивчивые ответы. Если бы шла к родителям в Приедор, то уже выбрала бы дорожку поспокойнее, а не шлялась бы по шоссе, где идут такие бои.
— А разве в Приедор нельзя пройти этим путем?
— Если человек спятил, может идти и здесь, сквозь этот кромешный ад.
— А может, она как раз спятила? — улыбнулся Дитер.