Я ел ветчину и салат, отламывал кусочки хлеба и думал о том, насколько приятней мой сегодняшний ленч в компании этой сидящей напротив женщины, чем вчерашняя трапеза в столовой замка.
Ход мыслей привел меня к единственному, еще не врученному, подарку.
-- В Сен-Жиле на комоде в гардеробной комнате стоит для тебя флакон духов, -- сказал я.
-- Спасибо. Мне что -- сбегать за ним?
Я рассказал ей без утайки -- теперь я уже мог смеяться над этим -- об ошибке по вине буквы .
-- Не представляю, как это могло случиться, -- сказала Бела, -- ведь ты никогда не разговариваешь с сестрой. Или ты, наконец, решил сделать ей подношение в знак мира?
-- Нет, -- ответил я, -- просто я ничего толком не соображал. Слишком много выпил накануне в Ле-Мане.
-- Надо было напиться до полного бесчувствия, чтобы совершить такой чудовищный промах.
-- О чем и речь, -- сказал я.
Она подняла брови.
-- Поездка в Париж оказалась неудачной?
-- Весьма.
-- У Корвале не захотели пойти навстречу?
-- Они не желают продлевать контракт на наших условиях. А я, вернувшись, сказал братцу Полю, что продлил его. Вся семья и рабочие с verrerie думают, что я добился успеха. Вчера я снова начал переговоры по телефону, и в результате они согласились продлить контракт... на их условиях. Об этом еще не знает никто, кроме меня. Вот почему я поехал сегодня утром в банк -- проверить, смогу ли я восполнить урон. Я все еще не знаю ответа.
Я оторвал взгляд от тарелки: ее широко раскрытые синие глаза пристально смотрели на меня.
-- Как это ты не знаешь ответа? Прекрасно знаешь. Ты сказал мне перед отъездом, что фабрика работает себе в убыток и, если у Корвале не пойдут на твои условия, ее придется закрыть.
-- Я не хочу ее закрывать, -- сказал я. -- Это будет несправедливо по отношению к рабочим.
-- С каких это пор ты беспокоишься о рабочих?
-- С тех самых пор, как напился в Ле-Мане.
Вдали хлопнула дверь. Бела поднялась и вышла в коридор.
-- Это вы, Винсент? -- окликнула она.
-- Да, мадам.
-- Пойдите посмотрите, стоит ли машина графа де Ге на площади Республики и сидит ли в ней дама.
-- Сейчас, мадам.
Бела вернулась, неся корзинку с фруктами и сыр, налила мне еще вина.
-- Похоже, ты основательно все запутал после возвращения из Парижа. Что ты собираешься по этому поводу предпринять?
-- Понятия не имею, -- ответил я. -- Я живу сегодняшним днем.
-- Ты живешь так уже много лет.
-- Но сейчас в еще большей степени. Говоря по правде, я живу теперь настоящей минутой.
Бела отрезала ломтик швейцарского сыра и передала его мне.
-- Знаешь, -- сказала она, -- неплохо время от времени пересматривать свою жизнь. Так сказать, подводить итог. Найти свои ошибки. Я иногда спрашиваю себя, почему я продолжаю жить в Вилларе. Я с трудом зарабатываю на хлеб в магазине и существую в основном на то, что мне оставил Жорж, а это сущие пустяки в наше время.
Жорж? Кто это? Вероятно, муж. Видимо, надо было что-то сказать.
-- Так почему тогда ты живешь здесь? -- спросил я.
Бела пожала плечами.
-- Привычка, должно быть. Мне все здесь подходит. Я люблю этот домик. Если ты полагаешь, что я остаюсь здесь ради твоих случайных визитов, ты себе льстишь.
Она улыбнулась, и я спросил себя, действительно ли Жан де Ге льстил себе.
В любом случае результат был в мою пользу.
-- Тебе не кажется, -- спросила Бела, -- что твой внезапный интерес к verrerie вызван тем, что ей уже два с половиной века, а у тебя, возможно, появится наконец наследник?
-- Нет, -- ответил я.
-- Ты уверен?
-- Абсолютно. Мой интерес вызван тем, что вчера я увидел фабрику новыми глазами. В первый раз я наблюдал за рабочими. Я понял, что они гордятся своим делом, да и хозяин фабрики им не безразличен. Если она закроется, они, мало того, что окажутся на улице, будут обмануты, потеряют в него веру.
-- Значит, тобой движет гордость?
-- Вероятно. Можешь назвать это так.
Бела принялась чистить грушу и давать мне ее по кусочкам.
-- Твоя ошибка в том, что ты предоставил управление фабрикой брату. Если бы ты не был так чудовищно ленив, ты взял бы все в свои руки.
-- Я тоже об этом думал.
-- Еще не поздно начать сначала.
-- Нет, время упущено. Да к тому же я ничего в этом не смыслю.
-- Глупости. Ты бывал на фабрике с самого детства. Даже если стекольное дело ни чуточки тебя не интересовало, ты не мог не набраться каких-то практических знаний. Я иногда спрашиваю себя...
Она замолчала и принялась чистить яблоко.
-- О чем?
-- Неважно... Не люблю залезать людям в душу.
-- Продолжай, -- сказал я. -- Ты разбудила мое любопытство. Моя душа к твоим услугам.
-- Просто, -- сказала Бела, -- я иногда спрашиваю себя, уж не потому ли ты не проявляешь интереса к фабрике, что не хочешь ворошить прошлое. Не хочешь думать о Морисе Дювале.
Я молчал. Морис Дюваль -- человек, о котором говорил Жак, человек, стоявший на фотографии рядом с Жаном де Ге?.. Я ничего о нем не знал.
-- Пожалуй, -- проговорил я.
-- Вот видишь, -- мягко сказала Бела, -- тебе неприятен мой вопрос.
Она ошибалась. Было крайне существенно выяснить все, что можно, о Жане де Ге. Но без риска совершить еще одну оплошность.