Он указал на место рядом с собой, укрытое ковром необычайной красоты, вытканным в гареме хорезмийского шаха, напротив был разложен точно такой ковер, какой был перед ним, заставленный мясными и другими блюдами и кипчакскими пиалами с хорзой. Старый воин прошел к трону, подволакивая ногу и прижимая к груди руку, с кряхтеньем опустился по правую сторону от ученика на мягкий ворс и подобрал под себя кривые ноги. Бату-хан подождал, пока стихнет ворчание, и знаком приказал замолчать кипчакскому улигерчи, перебиравшему за спиной струны какого-то инструмента, он знал, что почтенный гость терпеть не мог никаких звуков, кроме хрипа боевых труб, рева рожков и дроби барабанов, обтянутых буйволиными кожами, самыми крепкими из всех кож. Затем знаком приказал удалиться юртджи — одному из штабных чиновников, сидевшему в углу шатра и водившему носом по китайской шелковой бумаге, разрисованной разноцветными линиями.
Внутри остались только два кебтегула, но и они скоро поспешили к выходу, гремя широкими ножнами с китайскими саблями в них и наклоняя вперед длинные копья с разноцветными лентами под наконечниками. Непобедимый довольно покачался взад-вперед, щуря бесцветные глаза и поджимая старческие губы, было приятно, что ученик по прежнему воздает ему высшие воинские почести и доверяет больше, чем остальным чингизидам, невзирая на то, что два его сына Кокэчу и Урянхай пока не смогли породниться с царской семьей, выбрав себе невест из более скромных родов. И хотя этот факт играл огромную роль, он не умалял их боевых достоинств и личной храбрости, доказанных ими за время похода в урусутские земли. Сейчас он тоже лелеял в душе надежду, что джихангир даст возможность еще раз проявить себя кому-то из сыновей, выслав на подмогу Гуюк-хану, застрявшему под стенами городка почти на два месяца. Тогда можно будет считать, что поход удался и что семя Непобедимого полководца взойдет в садах, огороженных дворцовыми стенами, и может быть возвысится на троне кагана всех монгол. Тем временем саин-хан, поинтересовавшись о здоровье и настроении в войсках, перешел к разговору о проблеме, ставшей главной в орде, он повернулся к собеседнику и указал на свитки, лежащие возле трона:
— Мой учитель, курултай начинает мне не доверять, в последнем послании из Карокорума прямо спрашивается, почему я не желаю покидать страну урусутов и что задумал делать дальше, — подождав, пока уважаемый гость сочувственно покивает головой, он продолжил, понимая, что его ближайший помощник тоже имеет связь с высшим советом орды, ведь он приставлен к нему не только как советник, но и как попечитель. — Я неоднократно напоминал о причинах моей задержки под Козелеском, доказывал, что лучше подержать войско на голодном пайке до момента, благоприятного для штурма этой крепости, нежели оставлять у себя в тылу непогашенные очаги сопротивления, но курултай беспокоится по поводу гибели воинов от голода и падежа животных по той же причине. Ведь наши лучшие разведчики так и не нашли этого мифического Серёнасака, кладовой города, набитой по рассказам урусутов зерном и мясными тушами. Ни один отряд, уходивший на поиски, не вернулся обратно, хотя все знали направление, в котором она находится.
Субудай снова покивал головой, он не стал протягивать, несмотря на желание, здоровой руки к пиале с хорзой, чтобы промочить горло, хотя сейчас, когда вокруг не было свидетелей, мог это сделать, как не спешил раскрывать, какие мысли роятся у него в голове. Выждав паузу, Непобедимый негромко буркнул себе под нос:
— Этот Серёнасак существует на самом деле, иначе защитники крепости давно бы передохли от голода, но и без поставок оттуда они чувствуют себя неплохо. Скоро два месяца, как город находится в осаде, за это время продукты должны были бы закончиться, а пополнения нет никакого и ниоткуда — дороги перекрыты, реки вошли в берега и проплыть по ним незамеченными урусутам теперь нельзя.
— Чем же тогда питаются горожане, если они лишены возможности сходить даже на охоту?
— Они доедают старые запасы и зерно, оставленное ими для посева, а мясо им поставляют воины, которые занимаются ночными разбоями, после каждой вылазки мы недосчитываемся табунов лошадей, — полководец пожевал старческими губами. — Последнее нападение их ночных разведиков на уртон Гуюк-хана обошлось нам почти в пять тысяч смелых батыров и табун скакунов, числом в два раза большим. Теперь, чтобы их съесть, защитникам города надо работать челюстями целый год.
При этих подсчетах джихангир невольно прикоснулся к сабле, висевшей у него на поясе, стиснутые зубы издали долгий скрежет, а жирные щеки прошила длинная судорога.
— Ты прав, Непобедимый, — сверкнул он щелками глаз, в которых вспыхнуло пламя гнева. — За это время мы здесь успеем или умереть, или сами переродиться в урусутов, хотя никто из монгол не умеет ни пахать, ни сеять. Слава богу Тэнгре, что на равнинах успела вырасти сочная трава, так нужная для наших скакунов, иначе нам тоже пришлось бы их резать.