Он завернул коня, как бы показывая, что собирается покинуть поле боя, а когда противник бросился за ним, рванул на себя уздечку, заставляя лошадь взвиться на дыбы и став тем самым выше преследователя на целую сажень. Мунгалин не успел затормозить, избегая прямого столкновения, он отвернул вбок, занося саблю для удара, но тысяцкий опустил клинок на его голову первым, тем более, что сверху выбрать выгодное положение стало легче. Шлем слетел с головы ордынского полководца, обнажив бритый череп и оттопыренные уши, начавшие заливаться кровью, Вятка бросил коня вперед и полоснул лезвием по толстой шее, слишком сильным было напряжение, чтобы за один удар освободиться от него, и слишком наглым показался противник, чтобы оставлять ему хоть малость на спасение. Мунгалин издал клокочущий звук, словно рассмеялся в последний раз, упав грудью на высокую спинку седла, завалился на бок и шмякнулся о землю, зацепившись серебряной шпорой за серебряное стремя.
Скакун гнедой масти с гривой, заплетенной в мелкие косички, нервно переступил копытами и замер над хозяином, всхрапывая ноздрями и поводя крутыми боками с черными разводами от пота. Вятка облегченно распрямился, он только теперь заметил, что находится в окружении кешиктенов с вислыми плечами и злыми глазами, пронизывающими его насквозь. Видно было, что они привыкли соблюдать правила поединка, если не набросились на тысяцкого сразу и не разорвали его в клочья, но никто не мешал им сделать это в любое мгновение. За их спинами замелькали руки и плечи ратников, отбивавшихся от насевших на них узкоглазых воинов из рядовых полков, решивших ускорить развязку, вои все видели, поэтому приняли вызов нехристей с одухотворенными лицами, уверенные в своей правоте.
Вятка поднял саблю в знак победы, затем опустил ее и тронул коня коленями, принуждая его войти в узкий проход между воинами в добротных доспехах и в шлемах, украшенных перьями. В руках у них были длинные копья с разноцветными лентами, привязанными под наконечниками, а груди прикрывали круглые щиты с острыми коническими выступами посередине. Никто из всадников не шелохнулся, когда он въехал в узкий проход, едва не цепляясь кольчугой за их броню, но взгляды всех горели бешенством, готовым вырваться наружу от одного неосторожного движения. Тысяцкий завернул за их спины и привстал в стременах, оглядывая открывшееся перед ним поле боя, он понял, что если не случится чуда, никто из козлян не вырвется живым из лавины раскосых воинов, затопившей половину равнины. И он закричал, зычно и уверенно, стараясь перекрыть звон и скрежет оружия, вопли людей и дикое ржание животных:
— Ратники, победа за нами! — увидел вдруг, как ордынцы отхлынули назад, оставляя узкий проход, по которому можно было только продраться, рискуя к концу лишиться шкуры. Стало ясно, что и победитель в честном поединке, если он не мунгалин, не выскочит из плотного их кольца, и отдал приказ, больше похожий на самоубийство. — Вои, вздеть луки к бою.
Козляне перекинули оружие из-за спин и натянули на глазах у противника тетивы со стрелами, насаженными на них, у кого луков не оказалось, тот приготовил для броска короткие дротики. Слаженные действия ратников оказались для нехристей настолько неожиданными, что никто из них не успел осознать, что происходит, уверенный в полной беспомощности урусутов. Передние ряды отшатнулись назад, выставляя стену из кожаных щитов и пригибая за них головы, а Вятка въехал в проход, сразу оказавшийся для него широким, добрался до середины и снова поднялся в стременах:
— Други, держи тетивы на силе и отходи назад!
Сам развернул коня боком к ордынским полкам и стал пятиться вместе со всеми, не опуская лица и не поднимая опущенной сабли. Молчаливый отход небольшого отряда козлян продолжался до тех пор, пока между ним и противником не образовалось расстояние в полтора десятка сажен, только после этого тысяцкий крикнул заднему ряду дружинников, чтобы они заворачивали лошадей и скакали к переправе, чтобы успеть встретить врага вместе с двумя десятками ратников возле нее, если тот бросится в погоню. Те успели доскакать до кустов на берегу реки, когда вся лава пришла в движение, ордынцы с дикими криками устремились вперед, намереваясь отрезать козлян от моста.
— Рази поганых! — крикнул Вятка, он зло ощерился, увидев, как полетели от метких выстрелов на землю многие ордынцы, а когда стих натужный звон тетив, пустился галопом к реке. — За мной!