Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

— Нет, саин-хан, я никогда не гнался за почестями, мои заслуги принадлежат монгольскому племени Синего Волка, которому мы с твоим дедом служили верой и правдой, — закряхтел старик, поднимаясь с карачек и провожая взглядом вновь объявившихся слуг, убиравших подушки внутрь шатра и расстилавших вместо них коврики для высоких гостей. Он прошел к трону, опустился на один из ковриков справа и чуть позади царского возвышения, поджав под себя здоровую ногу, неуклюже вытянул вперед больную. — Я не буду менять своего привычного места, разве что меня изберут каганом всех монгол. Но для воцарения на трон в Карокоруме я стал уже стар. — Он криво усмехнулся. — А пока скажу, что твой план по взятию крепости как всегда верен.

— Ты разгадал его, учитель? — джихангир повернул к нему голову.

— Это не так сложно, если заранее знать, что защитников в крепости почти не осталось, — пробурчал старый лис куда-то в пазуху теплого урусутского кафтана.

— Значит, урусуты все-таки сумели из нее ускользнуть!? — полувопросительно воскликнул собеседник.

— Они ушли из крепости почти все, и ты об этом знаешь, остались несколько сотен дружинников, владеющих оружием не хуже наших тургаудов, а может быть лучше, как мы успели убедиться, — продолжал бурчать полководец мимо своего подбородка. — Но я не нахожу ответа на вопрос, откуда это стало известно тебе!

Джихангир разгладил на лбу морщины и после небольшой паузы проговорил:

— Я об этом ничего не знал, — он поднял глаза к потолку. — Я лишь чувствую переливающуюся в меня волю бога Сульдэ, она льется в мою голову как кумыс из сосков молодой кобылицы в тонкостенный китайский сосуд.

Некоторое время полководец покачивался взад и вперед, обшаривая слепым взглядом арабскую вязь на коврике, затем вскинул треугольной формы голову, покрытую неизменным заячьим треухом, и веско произнес:

— Такими качествами обладали только великие стратеги всех времен и народов, в том числе Искендер Двурогий, Цезарь, Дарий, Атилла и другие избранные. Боги войны выбирали их своими наместниками на земле, награждая силой ума и предвидения, неподвластных другим людям. Я ощущаю эту силу до сих пор.

Саин-хан распрямил спину и пристально взглянул перед собой, в глубине темных глаз вспыхнули резкие огоньки:

— Непобедимый, перед походом на Русь ты указал на меня потому, что мы с тобой дети одного бога. Имя этого бога — Сульдэ, и он никогда не ошибается в подборе только своих слуг.

На мгновение Субудай превратился в угловатого идола, сидящего на вершине степного кургана, он с усилием прохрипел:

— Это так. Почти все его дети имеют одинаковые отличия — это небольшой рост, высокий лоб и широкий таз с довольно крепкими ногами. Они вряд ли бы достигли большего успеха, занимаясь другими делами.

— А еще они с презрением смотрят на всех, себе подобных, — дополнил перечень джихангир в тишине, нарушаемой лишь треском сучьев в костре.

Старый полководец хищно раздул ноздри, затем поднял голову и уперся горящим глазом в переносицу возвышавшегося над ним повелителя орды. Плечи распрямились, на впалом виске запульсировала синяя жилка:

— Я ждал от тебя этого понимания, ты пришел к нему без посторонней помощи, — взволнованно сказал он. — Ты уже понял, что люди как животные делятся на разные виды, одни рождаются овцами и всю жизнь кормят других своей плотью, вторые ослами и быками, чтобы работать на подобных себе. Но есть такие, которые рождены шонхорами и тиграми, они не могут питаться падалью, а требуют свежей крови. Это вечные дети бога войны Сульдэ и они никогда не станут пастухами или земледельцами.

— Это так, учитель, и в нашем племени таких большинство.

— Поэтому племя Синего Волка правит остальным миром.

Саин-хан облокотился о ручки трона и прикоснулся доспехами к его спинке, на золотом шлеме рассыпался разноцветными искрами крупный бриллиант, передав колючую метелицу драгоценным камням в перстнях. Он поднял руку, и сразу звон медной тарелки потревожил тишину внутри шатра, смешавшись с искрами, устремился к отверстию вверху, туда, где ему отозвался лучами бледный диск сара-луны. Два рослых кебтегула тенями проскользили пространство до золоченого трона и замерли по обеим его сторонам, прижав к грудям небольшие щиты с медными умбонами посередине. Под наконечниками копий обвисли рыжие конские хвосты. Джихангир вспомнил, как еще в отрочестве он взял после одной из таких бесед руку Субудай-багатура и провел ею по своим глазам, как это делали кипчакские мальчики, тем самым подтвердив, что решил стать его мюридом — учеником. И сейчас он тоже повторил бы это движение, признавая авторитет учителя, ставший для него непререкаемым.

— Мы дойдем до последнего моря, — подвел он черту под диалогом, осознавая, что время их уединения истекло и обсудить вдвоем проблемы завтрашнего дня они уже не успеют. За порогом несколько раз прозвучали нетерпеливые возгласы царевичей, не привыкших ждать никогда и никого.

— И омочим копыта наших скакунов в его волнах, — согласился полководец. Он коснулся лба пальцами правой руки, затем приложил раскрытую ладонь к сердцу. — Да будет так.