Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

Снова повернулся лицом к ордынцам, следившим за ним с ужимками, больше схожими с обезьяньими в клетке кочевого скомороха. Услышав, что ратники за спиной повторили прием, махнул правой рукой, будто подзывая для переговоров ордынца с толмачем. Из месива сипаев, окутанного облаком вони, показался обрюзглый мурза на лошаденке ростом с козельского телка, за ним подтащился кипчак в тюрбане, приседающий на каждом шагу. Неровные ряды поганых смягчили оскалы, пристально наблюдая за происходящим, они опустили луки и ослабили тетивы. Когда мурза подъехал ближе и не слезая с седла презрительно воззрился на урусута, Вятка вскинул налучье и вонзил стрелу ему в горло. В его доспехи тут-же впилось до сотни кипчакских стрел, пущенных с расстояния в несколько сажен, но воевода успел заметить, как от козельской рати тоже отделилась темная туча, плотная от железных наконечников, выкованных Калемой кузнецом. А оружию вятского умельца равного еще не было, оно брало брони вплоть до басурманских булатных…

Хан Батый подъехал к невеликой кучке урусутских ратников, лежащих на земле плотными рядами, утыканных джэбэ-стрелами словно порослью из бамбуковых побегов. Доспехи покраснели от проступившей крови и казалось, что лучи, отражавшиеся от пластин, тоже стали красными, как солнце, зацепившееся за черный крест на самом верху урусутского молельного дома. Вокруг тлели синими дымами остатки деревянных строений, раскидываемые кипчаками по сторонам в поисках сокровищ, спрятанных жителями в сундуках и скринах с порубами. Сипаев было много, они накрыли территорию городка прожорливой саранчой, казалось, в несколько рядов, не брезгуя даже дверными петлями, осыпавшимися от перегрева сизой окалиной.

В первую очередь был подвергнут разграблению обнесенный высоким забром детинец с княжеским теремом посередине с резьбой от просторного крыльца с высоким фундаментом до гребня на крыше, рухнувшего на дубовые плахи тесаного пола. Там искатели наживы кишели кишмя в надежде обнаружить в углах и подвалах малолетнего князя вместе с матерью, обслугой и приближенными, не оказавшихся среди убитых защитников крепости. За них саин ханом была обещана высокая награда. Но княжескую семью с челядью по прежнему не могли отыскать ни живыми, ни мертвыми, хотя в других городах Руси князья выносили дары победителям еще на подступах к их владениям, поэтому Батыю пришлось отдать приказ перевернуть весь городок вверх дном. Он не мог допустить, чтобы кто-то успел распорядиться их судьбой раньше него. В проходе между забором и крепостной стеной продолжали громоздиться трупы кипчаков вместе с лошадиными трупами, попавшие в засаду, устроенную защитниками несколько дней назад. Их никто не собирался убирать, так же сваливались в глубокую рытвину трупы ордынских воинов, погибших раньше или позже, издававшие стойкое зловоние.

Подобную картину Сиятельный наблюдал в разных уголках Сар-мира, она не будоражила чувств, но сейчас вид воинов, не упавших на колени перед победителями, а лежащих на спинах в полный рост, вызывал в нем бешенство, смешанное с невольным уважением. Оба чувства были равными, качаясь в груди китайскими весами для ювелирных изделий, но второе казалось тяжелее первого, и это усиливало ярость, накопившуюся за долгое стояние под стенами крепости величиной с кипчакский орех. Саин хан медленно проехался вдоль рядов урусутских воинов, расстрелянных из луков сипаями почти в упор, он надеялся отыскать на застывших лицах признаки страха или напряжения от паники. Но таковых не было, мужественные лица выражали только спокойствие, величественное от осознания исполненного долга. Даже тургауды-бешеные не могли остановить перед неотвратимым концом ломку лицевых складок приступами нестерпимой боли и ужасом, искажающим до неузнаваемости. Каждый монгол знал, что бог войны Сульдэ, ожидающий их по ту сторону жизни, обладает свирепым характером, не обещающим лучшего из пройденного на этом свете.