Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

Козляне понимали, что пробиться к ним по распутице, превратившей дороги в непролазные хляби, было непросто, но мысль о том, что мунгалы умудрялись как-то по ним двигаться, да еще с огромным обозом, набитым русским добром по крыши повозок, не покидала их, наводя на размышления о ненадежности союза всех славянских племен, объявленного Георгием Всеволодовичем, владимирским князем. Такой клич новгородские и киевские князья, а теперь владимирские, бросали в славянские народы со дня основания государства Русь, с тех пор оно то объединялось, то снова распадалось на отдельные уделы, продолжавшие жить каждый по своим законам. Разведчик посланный за подмогой, принес весть, что дружина черниговского князя вышла из стольного града княжества, но застряла примерно на полпути, не сумев преодолеть разлившихся рек. Так-же произошло с ратями, высланными Смоленском и Киевом, но это были малые дружины, которые если бы и подоспели вовремя, пользы все равно принесли бы мало.

Надеяться оставалось только на себя, горожане с еще большим усердием взялись ковать оружие. На стены полезли молодые бабы и отроки от двенадцати весей, не сидели по истобам и старики — все, кто мог удержать в руках меч, секиру или топор, были на пряслах. Дружинники создавали из них отряды и посылали разить врага из луков с близкого расстояния, когда тот или толпился под стенами и промахнуться по нему было невозможно, или прорывался на стену и завязывал бой с защитниками. В таких случаях бабы и подростки подлавливали момент, когда нехристи подставляли незащищенные доспехами спины, и отпускали тетивы на луках. Наконечники впивались в тела ордынцев, отвлекая их от поединка, а ратники довершали начатое дело.

Вятка не смог выйти в поход в назначенное время, несколько дней он вертелся на стенах крепости как праведник на сковородке, не ведавший за собой грехов. И все-же наступил момент, когда он наконец-то нашел отдушину, чтобы подтащить с охотниками ушкуи к воротам проездной башни, теперь оставалось дождаться ночи, столкнуть их в воду и загрузить припас с инструментом для сбегов из горожан, чтобы они смогли на новом месте быстро обустроиться. Так было во все времена, когда враг подходил к стенам русских крепостей, так-же порешили отцы города, побеспокоившиеся о продолжении рода вятичей. Уже отобрано было около пяти сотен сбегов, в основном детей, под присмотром малого количества женщин в возрасте до сорока весей и двух десятков матерых дружинников, вооруженных до зубов. Вот почему Вятка брал с собой только тридцать воев, остальным не хватило бы места, хотя сотня вся ходила в желающих пойти с ним в поход. Но разбойничьи лодки лишь внешним видом напоминали струги, на которых русские витязи пересекали Русское море и прибивали щиты к золотым воротам Царьграда, эти могли взять на борта до сотни ратников и более. Ушкуи же вмещали в себя не больше тридцати человек, всех их было двенадцать, а так как дети и бабы занимали места меньше дружинников с оружием, вдобавок облаченных в доспехи, было принято решение посадить в них как можно больше детей.

И этот час наступил. Воротные петли, смазанные гусиным жиром, спели едва слышную песню, обе воротины распахнулись настеж, выпуская из крепости нескольких разведчиков, тут-же пропавших в темени ночи. Вятка положил руку на яблоко меча, охотники, стоявшие за ним, схватились за рукоятки засапожных ножей, висящих в ножнах на кожаных поясах. Через небольшой промежуток времени один из разведчиков вернулся назад, он жестом показал, что проход до берега Жиздры свободен. Дружинники разом налегли плечами на корму и борта ушкуев и покатили их к воде. Перед крутыми носами торопились ратники, подкладывавшие под днища деревянные катки, которые передавали товарищи, собиравшие их за кормой. Поезд от первого ушкуя до последнего разом тронулся с места, рядом с ним потянулись молчаливые толпы из баб и ребятишек, заранее закрепленных за своими лодками. Было тихо, лишь на берегу легкий ветерок шуршал ветками краснотала, не успевшими еще налиться весенними соками.

Когда до него осталась пара сажен, Вятка знаками показал, что больше катки подкладывать не надо, чтобы нос первой лодки опустился ниже и она не шлепнула днищем по поверхности воды, а плавно вошла в нее. Первый ушкуй тихо закачался на мелких волнах, прижимаясь к берегу боком, в него прыгнули несколько охотников, должных сидеть на веслах, они зашарили вокруг, выискивая течь. Ее не было, и сразу середину заполнили дети и женщины, прижавшиеся друг к другу, а гребцы взялись за весла, они отогнали лодку подальше и замерли в темноте, невидимые с расстояния в несколько сажен. Когда последний ушкуй скользнул в воду, Вятка запрыгнул в рыбачью лодку с одним гребцом и поплыл вдоль поезда, он проверял устойчивость их на плаву и готовность охотников дать отпор врагу в случае неожиданного нападения.