Козетта

— Как могу. Мне позволяют. Только у меня мало игрушек. Эпонина и Азельма не дают мне играть их куклами. А у меня есть маленькая оловянная сабелька, вот такая.

Девочка показала свой мизинец.

— Она тупая?

— Нет, сударь, острая: она рубит головки у мух и режет салат.

Они дошли до деревни и прошли мимо булочной. Козетта совсем забыла, что хозяйка велела ей купить хлеба.

Человек перестал задавать вопросы и мрачно молчал. Когда они подошли к постоялому двору, Козетта робко дотронулась до его руки.

— Вот мы уже подходим к дому, — сказала она.

— Ну так что же?

— Позвольте мне теперь взять ведро.

— Почему?

— Потому что, если госпожа Тенардье увидит, что вы его несёте, она побьёт меня.

Человек отдал ей ведро.

Минуту спустя они стояли у двери трактира. Потом она постучала. Дверь отворилась.

Козетта не могла удержаться, чтобы ещё раз не взглянуть на большую куклу, выставленную в окне игрушечной лавки.

На пороге показалась госпожа Тенардье со свечой в руке.

— А, это ты, дрянная девчонка! Долго же ты ходила! Наверно, заигралась где-нибудь!

— Сударыня, — сказала Козетта, дрожа от страха, — этот господин хочет переночевать у нас.

На угрюмом лице хозяйки сейчас же показалась любезная гримаса. Но после того, как она внимательно осмотрела одежду незнакомца и его узелок с вещами, эта любезная гримаса исчезла.

— Очень жаль, но у меня совсем нет места, — сухо сказала она.

— Поместите меня где хотите, — отвечал человек, — на чердаке, в конюшне… Я заплачу, как за комнату.

— Сорок су!

— Сорок су? Хорошо.

Человек вошёл в зал, положил на лавку узелок и палку и сел к столу, на который Козетта поспешила поставить бутылку вина и стакан. Торговец, требовавший воды для своей лошади, пошёл её поить. Козетта уселась на своё место под столом и принялась вязать. Человек пристально смотрел на Козетту.

Девочка была худа и бледна. Ей было восемь лет, но на вид можно было дать только шесть. Её руки потрескались от холода, босые ноги были худые и красные. Одета она была в лохмотья, и сквозь дыры одежды виднелось голое тело, покрытое синяками. Ей всегда было холодно, и она привыкла сидеть съёжившись, прижимая коленки одну к другой. И теперь, вернувшись домой вся измокшая, она не осмелилась даже подойти к очагу, чтобы просушиться.

Вдруг хозяйка закричала:

— Да, а где же хлеб?

Козетта, услышав крик хозяйки, поспешно вылезла из-под стола. Она совсем забыла о хлебе. Как все запуганные дети, она прибегла ко лжи:

— Сударыня, булочная была закрыта.

— Надо было постучать!

— Я стучала, сударыня.

— И что же?

— Мне не отперли.

— Завтра я узнаю, правда ли это, и если ты врёшь, то ты у меня запляшешь! А где деньги?

Козетта опустила руку в карман передника и побледнела: денег в кармане не было.

— Ты слышишь, что я тебе говорю?

Козетта вывернула карман. Куда пропали деньги? Бедняжка не находила слов. Она окаменела.

— Ты их потеряла, — закричала хозяйка, — или ты хочешь их украсть? — И она протянула руку к плётке, висевшей в углу над очагом.

Это страшное движение хозяйской руки заставило Козетту закричать:

— Простите! Сударыня! Сударыня, я больше не буду!

Тенардье сняла плётку.

Козетта забилась в угол. Она старалась съёжиться, защитить от ударов своё полуобнажённое маленькое тельце.

В это время незнакомец незаметно для других пошарил в своём жилетном кармане.

— Виноват, сударыня, — сказал он. — Я сейчас видел, как что-то упало из кармана девочки.

Он нагнулся и поискал на полу.

— Вот, — сказал он, вставая, и протянул монету Тенардье.

Но это была совсем не та монета — это была монета в двадцать су.

Хозяйка положила деньги себе в карман и, сурово взглянув на девочку, сказала:

— Чтобы этого в другой раз не было!

Козетта снова спряталась под стол, «в конуру», как говорила Тенардье.

— Кстати, вы будете ужинать? — спросила Тенардье незнакомца.

Он не отвечал. Он, казалось, глубоко задумался.

— Что это за человек? — пробормотала хозяйка. — Нищий? Он не может заплатить ни одного су за ужин. Заплатит ли он за ночлег? Хорошо ещё, что он не присвоил себе денег, которые нашёл на полу!

В это время открылась дверь и в комнату вошли Эпонина и Азельма.

Это были две хорошенькие маленькие девочки. У одной были каштановые, у другой — чёрные косы. Обе были такие весёлые, чистенькие, толстенькие, здоровые, что на них нельзя было не любоваться. Обе были одеты в тёмные шерстяные нарядные платья.

Когда они вошли, госпожа Тенардье воскликнула:

— А, вот и вы наконец!

Она привлекла их к себе каждую по очереди, пригладила им волосы, перевязала ленты, потом, ласково отстранив их от себя, сказала:

— Ишь какие франтихи!

Девочки уселись у огня. Они принесли с собой куклу и весело болтали. Козетта изредка отрывала глаза от своего вязанья и грустно глядела на них. Эпонина и Азельма не смотрели на Козетту. Для них она была чем-то вроде собачонки.

Кукла сестёр Тенардье была старая, полинявшая, вся поломанная, но Козетте, у которой никогда в жизни не было куклы, настоящей куклы, она казалась необыкновенно красивой.

Вдруг Тенардье заметила, что Козетта, вместо того чтобы работать, смотрит на девочек:

— Так-то ты работаешь! Вот я тебя плёткой…