Кожа

Сын хозяйки выпрямлялся и смотрел на Хоуп прямо, а она — на него. Так они могли провести две-три минуты. Голубые глаза смотрели в ее смоляные, а ее смоляные — в его. Это все происходящее ощутила Хозяйка, да и многие работающие. Голова Самуэля не здоровалась теперь с Хоуп из-за забора, она просто молчаливо глядела темно-рыжими глазами. Хозяйка чувствовала, что Хоуп одолевает ее, надо было скорее придумать способ избавления. Можно было заменить ее на кого-то, отправить ее в поле. Или продать и купить другую работающую. Хоуп выросла, многое умела и стоила дороже, чем в детстве. Но все это уводило работающую из дома, лишало Хозяйку возможной мести. Она любила простое: можно просто проткнуть работающую вилами, пока она спит на кухонном полу, закончить начатое. Хозяйка не получит за это наказания, скажет правду, что работающая воровала. Но сейчас она решила действовать сложно: ждать, что ее сын сам уничтожит Хоуп или ослабит, Хозяйка тогда продаст ее, а ребенка работающей от сына оставит около дома ухаживать за свиньями.

Но Хоуп решила использовать Сына хозяев для удовольствия. Она подумала, что многие Хозяева используют работающих для удовольствия, а она сделает наоборот. Если получится плод, то она обратится к Маргарет. Самуэля она не хотела использовать, его было жалко. Хоуп пришла к Сыну хозяев ночью, разделась, он покраснел, и эта краснота виднелась на его снежной коже даже в слабом свечном освещении. Сын хозяев смотрел на Хоуп, восхищался, хотел, боялся. Она потянула свой рот к его и потянула свою руку к его низу. Тут Сын хозяев вспомнил, кто он, вспомнил мать, плантацию и шепотом обозвал Хоуп словом, происходящим из цвета ее кожи, точно таким, которое использовала Хозяйка, а он повторял в детстве, повторил и сейчас. Хоуп улыбнулась. Он повторял это слово снова и снова. Заклинанием, шепотом. Хоуп толкнула его. Он упал на пол, задел железку кровати, поцарапал спину.

Сын хозяев решил не отвлекаться и заниматься хозяйством: сделать плантацию более капиталистической, даже более прибыльной и современной, чем у соседних богатых хозяев. Он объяснил матери и отцу свой план: заложить дом, купить машин, обучить им работающих, растить в два раза чаще сахарный лес, купить у соседа земли, расширяться, растить в четыре раза чаще сахарный лес, потом в шесть, потом в восемь, разрастаться. Нанять на все надзирающих. Но не приобретать новых работающих, а обходиться старыми, не вырабатывать их до Сильных средне и Слабых, сократить их часы работы и нагрузку, восстановить Сильных средне в Очень сильных, а Слабых в Сильных средне. Муж хозяйки не выдержал: «Ты еще предложи их освободить!» Сын хозяев снова покраснел: «Не надо их, конечно, освобождать». Хозяйка предложила сыну забыть свои северные мысли и велела начать надзирать за работающими и управлять ими самому. Сын хозяев обиделся: он очень хотел помочь родителям разбогатеть и хотел хоть чуть загладить свою вину за смерть сестры. Но он решил ходить на плантацию, чтобы надзирать и управлять, получалось плохо, некапиталистически, работающие его не слушались, а слушались только Мужа хозяйки, но сильнее всего — саму Хозяйку. Она возмутилась: сын собрался забрать у нее ее главное. Ее свободу. Право владеть, продавать и покупать людей. Единственную свободу, которая ей досталась. Ей подарили ее первого работающего на четвертый день рождения. Муж никогда не покушался на ее главное, потому что не умел владеть как надо: его семья ела за одним столом со всеми тремя работающими, которые у них были.

Хоуп не носила теперь Сыну хозяев воду для умывания, он боялся, притаскивал сам или звал Кристину. Хоуп напомнила себе не впускать в свою голову мысли про Сына хозяев и уж точно не жалеть его и не злиться пока на него. Она чувствовала, что будут еще возможности вырасти, получить удовольствие, изменить свою жизнь и остальных. С каждым утренним просыпанием она ощущала себя сильнее и сильнее. Это было продолжением ее наследования силы Голд. Эта сила проявилась еще тогда, когда Хоуп совсем ребенком договорилась сама с собой не впускать себе в голову заботы Хозяев, когда придумала подглядеть учебу и научилась писать и читать, когда решилась убежать к матери, когда сумела пережить атаку Хозяйки, а потом мороз, когда прожила все это время в белом доме как работающая, но все равно владеющая собой, когда стала писать слова в форме псалмов. Все это — сила Голд, которая ушла не в тело, а внутрь. Хоуп очень хотела рассказать об этом всем матери, чтобы та гордилась и была спокойна. Все, что она знала, — что мать жива, и Голд знала, что Хоуп жива. Голубоглазый надзирающий тогда сам отвез Хоуп обратно в белый дом Хозяйки и пообещал работающей, что, если она снова сбежит к матери, он застрелит обеих.