Кожа

Хоуп дождалась отсутствия звуков в доме. В коридоре она встретила Полунепринявшую с рыжей косой. Хоуп не думала, что есть хоть что-то, что может ей помешать. Она улыбнулась Полунепринявшей, работающая посмотрела на нее сначала и улыбнулась в ответ. Хоуп вышла в жаркую ночь Дикой и холодной страны. Темнота сидела в доме, во дворе, в пристройках, лесу, поле, деревне. Работающих собак здесь не было. Неработающие псы Хозяина сытно спали в клетке, сделанной Мужем Домны, и в собственном, специально построенном для них деревянном доме. Хоуп по памяти вышла на дорогу. Чуть боком вылезла луна и подсветила местность. Хоуп двигалась к деревне без орудия труда и без ребенка в руках, но в такой телесной позе, что было ясно, что у нее есть цель. Хоуп повезло на этот раз совсем: не требовалось переплывать реку, пробираться сквозь лес, ночь теплела, не встречались надзирающие, ноги шагали в удобных ботинках. Деревня ночью казалась вовсе мертвой. Хоуп заблудилась. Она ходила по улицам деревни мимо деревянных жилищ, пока вдруг кожа ее спины не зачесалась под платьем. Хоуп двинулась влево — спину отпустило, двинулась вправо по улочке — спина заныла. Через пару десятков отрезков кожа на спине заболела, и Хоуп наткнулась глазами на кузницу-пристройку и дом, роспись которого чуть проступала на фасаде под хилым лунным светом.

Служащая вошла во двор, потом — в дом. Открыла первую дверь, вторую. Боль задергала кожу спины Хоуп, отчего та остановилась, оперлась на деревянные отесанные стволы дерева и подышала. Женщина сидела в комнате на прежнем месте. В железном обруче с острыми железными шипами. На цепи. Бело-синие лучи показывали лицо и тело работающей наполовину. Ее глаза (или один глаз точно) были закрыты. Она так спала или пыталась спать. От скрипа дверей и полов она открыла глаза. Хоуп сказала по-русски, что вернулась. Она привыкла к болящей на спине коже. Нащупала на печи железяку-завитушку и кусок ребристого камня. Ударила их друг о друга несколько раз, добилась наконец искры и подожгла ошметок сухой кожи дерева. Подожгла от него тонкую палочку. Научилась у Маруси. Огляделась. Аня забрала себе высокую металлическую подставку в виде цветка, сделанную Мужем Домны. Пространство осветилось. Домна спокойно следила за движениями Хоуп. Та оглядела обруч на шее работающей и ножной браслет с цепью. Подергала их в области замков — они были заперты. Домна сказала, что ключи у Ани в кожаной сумке с вышитой Длиннорукой (Домна вышивала), кожаная сумка, скорее всего, в сундуке, где все ценное хранила ее проданная бабушка, сундук в доме. Дом ее не закрыт: Хозяин запретил всем работающим женщинам закрывать дворы и дома. Он должен был легко попадать к ним, когда ему захочется. Хоуп просто встала и пошла в соседский дом. Двери скрипели сильнее, чем Домнины. Аня спала на спине в нише под потолком и тоже чуть поскрипывала. Живот с хозяйским ребенком казался придавившим ее мешком. Хоуп не боялась разбудить Аню: она знала, что решит, что делать, если та проснется. Служащая увидела в углу деревянный сундук, подняла его тяжелую крышку, нащупала кожу сумки, достала, кошелек тяжелый, но без вышивки, сунула его обратно, нашупала еще два-три тряпочных мешочка, потом еще один кожаный, но с одним вышитым на нем цветком, как разглядела Хоуп под лунным лучом. Покопалась внутри него, потрогала пальцами зубы одного и второго ключа. Потом просто вышла из дома. Аня не проснулась.

Тот, что на шее, открылся легко. Тот, что на ноге, вонял ржавчиной, и Хоуп с ним поборолась. Под каждым железным обручем на коже Домны оказывался повторяющий обруч желто-бордовый распухший синяк. Хоуп помогла Домне встать. Хоуп прошла на середину комнаты, повернулась и начала смотреть на Домну. Домна глядела на нее.

Юг их хрустит на зубах — костями и сахаром. Юг этот — возлюбленный мух. И предпринимателей. Они — хозяева. Их дома — большие, деревянные, белые, колонны — деревянные, белые. Люди внутри тоже белые. А вне дома — люди черные, коричневые или светло-бурые, как сахар. Все они — работающие с сахаром. А есть — там. Там север, но не совсем Север. Юго-Север. Бывает и южно, и северно. И лето, и зима. Все богатство тоже растет из почвы. От полей ждут хлеба. Поля принадлежат хозяевам. Работают на полях работающие. Они тоже принадлежат хозяевам. Они привязанные к земле и к хозяину через землю. Хлеб — главный в желудках работающих. Кожа работающих такая же белая, как и хозяйская. Тела работающих — мясо, которое выросло из хлеба.