Кожа для барабана, или Севильское причастие

– Так представь себе, что не замешан, – очень спокойно ответил Гавира. – Не буду скрывать, кое-что я действительно предпринимал. Один человек выполняя мои указания, недавно побывал там, чтобы изучить ситуацию. – Он повернулся к Мачуке, как бы обращаясь к его здравому смыслу. – Обратите внимание, дон Октавио, я вполне откровенен: я даже признаю, что думал о том, чтобы воздействовать на приходского священника более жесткими методами… Я взвешивал все «за» и все «против». Но и только-то. А теперь получается, что отец Ферро замешан в неприятном деле, что право церкви на занимаемую ею землю повисло в воздухе и что все это как нельзя более кстати для меня… – На лице его играла широкая улыбка Аренальской акулы. – Так что я должен вам сказать? Что мне жаль этого священника и что я рад за самого себя. – Он чуть склонил голову в сторону Мачуки. – За себя и за «Картухано». Никто не станет проливать слезы из-за этой церкви.

Макарена обдала его взглядом, исполненным презрения:

– Я.

Подошла цветочница, предлагая жасмин для сеньоры, но Гавира одним коротким словом заставил ее исчезнуть. Теперь он смотрел на жену, не уклоняясь от ее глаз.

– Это единственное, о чем я сожалею во всей этой истории. О твоих слезах. – На мгновение его голос смягчился. – Я по-прежнему не понимаю, что произошло между нами. – Он искоса жестко взглянул на Куарта. – Как и того, что за этим последовало.

Она покачала головой, отказываясь развивать эту тему:

– Говорить о нас с тобой слишком поздно. Мы с отцом Куартом пришли, чтобы спросить тебя о доне Приамо.

Черные глаза Гавиры блеснули.

– Мне начинают надоедать эти постоянные встречи с отцом Куартом.

– А мне – встречи с вами, – отчеканил Куарт, чья профессиональная кротость была на пределе. – А все дело в том, что вы лезете в церкви, куда вас никто не звал.

Губы банкира яростно сжались, и на какую-то секунду Куарту показалось, что он сейчас ринется на него. По его жилам побежала ударная доза адреналина; однако Гавира уже снова улыбался своей спокойной и опасной улыбкой. Все это произошло мгновенно, без неуместных жестов и угроз. Теперь Гавира обратился к Макарене:

– Уверяю тебя, что я не имею к этому никакого отношения.

– Нет. – Она снова подалась вперед, упираясь локтями в стол, с серьезным и мрачным выражением лица. – Я знаю тебя, Пенчо. Не понимаю почему, но я уверена, что ты лжешь. Так и запомни: даже если сейчас ты говоришь искренне, то все равно лжешь. Есть нечто, что никак не вяжется с другим, не объясняется без твоего участия. Даже если ты не имеешь к этому отношения, исчезновение дона Приамо – исчезновение именно сегодня – дело твоих рук. Это твой образ действия, твой стиль.

Куарт заметил, что Гавира мгновение колебался. Это было только мгновение – какая-то молниеносно промелькнувшая тень сомнения в его темных бесстрастных глазах. Его пальцы дважды раскрыли и сложили лежавшие на столе очки и снова застыли неподвижно.

– Нет, – сказал он.

Это был, казалось, ответ не столько на выдвинутое обвинение, сколько на свои, скрытые от собеседников мысли. Октавио Мачука еще больше сощурился, с любопытством наблюдая за своим подопечным; и именно в этот момент Куарта охватила уверенность в том, что Макарена стреляла не наугад.

– Пенчо, – произнес Мачука.

Это был упрек и просьба, выраженные почти шепотом. Лицо Гавиры вновь стало непроницаемым, но он приподнял руку, как будто прося минутной передышки на размышление. Какой-то водитель, разозленный тем, что ему мешала неправильно припаркованная машина, оглушил всех яростным воплем своего гудка.

– Если ты имеешь к этому какое-нибудь отношение, Пенчо… – настойчиво проговорил Мачука. Теперь, судя по всему, он действительно был встревожен и бросал короткие обеспокоенные взгляды то на Макарену, то на Куарта.

– Таких случайностей не бывает, – пробормотал Гавира, погруженный в свои мысли, витавшие весьма далеко от этого кафе.

Потом, с видом человека, находящегося на нечеткой грани между реальностью и сном, он посмотрел на Куарта, затем на Макарену, почти с надеждой, что они подтвердят его не высказанные вслух мысли. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, а может, чтобы глотнуть воздуха. Он по-прежнему сидел прямо, но его апломб исчез. Вдруг светофор переключился с красного на зеленый, и мимо понесся поток машин, ослепляя всех мельканием отражений и бликов. Гавира моргнул и резко покраснел. Его обдало волной жара.

– А теперь прошу простить, – сказал он. – У меня деловой обед.

Он сжал кулак и поднес его к подбородку, как будто намереваясь нанести удар самому себе. Вставая, он опрокинул свой стакан с пивом.

XIII. «Канела Фина»

– Ах, Ватсон, – сказал Холмс, – может быть, вы тоже вели бы себя не слишком изящно, если бы в один миг лишились и своей супруги, и состояния.

А. Конан-Дойль. Приключения Шерлока Холмса