Кожа времени. Книга перемен

В других странах переработка отходов скорее практическая, чем этическая необходимость. Но в необъятной Америке всегда можно не без выгоды устроить свалку где угодно, кроме Манхэттена. Провинциальные города с радостью сдают землю под курганы отходов. Набив их до отказа, они насыпают сверху почву, засевают травой и устраивают самоокупающиеся парки. Это не только красиво, но и экономически оправдано. Из всех отходов в США выгодно перерабатывать только бумагу и картон. Покупая писчебумажные изделия, вы можете выбрать те, где с гордостью указано, что они целиком состоят из макулатуры. Всё остальное — стекло, пластмассу, резину — дешевле похоронить, чем использовать заново. Но это там, где есть место. В Европе его нет, поэтому там переработка мусора — державная затея, гражданская обязанность и моральный долг.

Лучше всего, как утверждает статистика, эта система работает в Германии. И дело не столько в германской дисциплине, сколько в тевтонской любви к своей природе. Немцы ведут свое происхождение из леса. И когда их флору стали губить кислотные дожди, страна возвела алтарь экологии и принялась на нее молиться. Неудивительно, что, прожив неделю в Берлине, я научился, как в голодной юности, сдавать пустые бутылки, а также сортировать мусор и разносить его по четырем разноцветным контейнерам. В процессе я познакомился и даже подружился с соседями, которые одобрительно смотрели на поддающегося обучению иноземца.

Примерно то же происходит во всех странах Европы, где recycling стал нормой жизни и мерой цивилизации. Разбираться с мусором — это как чистить зубы: индивидуальная гигиена, оказавшаяся сразу привычкой и доблестью. Об этом не говорят, но помнят. Зато в Японии — и помнят, и говорят. Наша соотечественница, прожившая много лет в Токио, сумела приспособиться ко всему. И к комнате в шесть татами, и к болотной влажности, из- за которой каждое утро надо выжимать матрацы, и к дурным ценам на укроп и свеклу, превращающим борщ в праздничное блюдо, и к многообразной письменности, и к самому языку с мелодическим, то есть неуловимым ударением. Чего она не могла простить Японии, так это мусора.

— Правила, — причитала она, — иезуитские и бесконечные: горючий мусор нужно отделять от того, что сплющивается, по пятницам выносить тряпки, бумагу — каждый день, объедки обращать в компост. Но хуже всего, что за тобой следят: если что перепутаешь, забудешь и не выполнишь, настучат на работу.

Насильная чистота придает японскому дому очарование девственности. Самое опрятное помещение в доме — сортир, которому классик японской прозы Танидзаки посвятил целую оду. Тем удивительнее, что, попав туда, где частное сменяется общим, многие перестают стесняться. В скоростном поезде «Синкансэн», связывающем Токио с Осакой, все стремятся занять места, откуда можно увидеть Фудзияму. Но, насладившись утонченным зрелищем, пассажиры с легкой душой, освеженной пейзажем, швыряют на пол грязные салфетки и пустые банки.

Когда я жил в кампусе Токийского университета, то встречал каждое утро на берегу пруда, вырытого в форме иероглифа «кокоро», что означает «сердце». Видимо, в связи с этим в зеленой воде вместе с золотыми рыбками плавали использованные презервативы.

Психология фейсбука

1

Одни говорят, что фейсбук — как семечки, другие — как водка, третьи сравнивают его с замочной скважиной: что ни покажут, всё интересно. Сам я не вижу противоречия. Все аналогии верны, но ни одна не исчерпывает психологического феномена, объяснить который труднее, чем описать.

Вот ты, еще не совсем проснувшись, еще досматривая бледнеющий в предрассветной мгле кусок рассыпающегося сна, находишь на ощупь машинку для мгновенной и бессмысленной связи и включаешься в неумолкающий гул фейсбука.

В сущности, он и сам напоминает сны, только чужие. В них царит та же хаотическая комбинация дневных впечатлений, лишенная повествовательной логики и явленная нам в не проясненных чистым разумом обрывках. Содержание тут с успехом заменяет форма. Прыгающая лента якобы новостей делится продуктами чужой жизнедеятельности, которые тебя не интересуют, но гипнотизируют. Завлекает сама молниеносность этих телеграмм растрепанного духа. Они прыгают перед сонными глазами, обходясь без контроля воли.

Раз втянувшись, попадаешь в зависимость от ненужного, заменяющего необходимое и привычное. Кто мог подумать, что нашу вечную любовь к умным книгам и толстым журналам перехватит поток банального сознания.