Кожа.

— Да, бегу. Потому что у меня нет выбора. Он сумасшедший. И он убьет меня, когда найдет.

Я остолбенел. Руль в моих руках превратился в кусок льда, пальцы одеревенели.

— В переносном смысле? Она усмехнулась:

— Конечно нет. В буквальном. Он обещал еще там, на суде. Сказал: «я отрежу твои ебанные сиськи и запихаю их тебе в рот».

На минуту воцарилось молчание.

— Как это понимать? Она рассмеялась — не весело, а, скорее, безумно.

Так смеются пациенты психиатрических лечебниц.

— Я не шучу. Возможно, он сейчас охотится за мной. Гена держит свои обещания.

— Охотится?

— Именно.

— Как… за животными? В лесу?

— Что-то типа того. Охотится? Убьет? Господи, девочка, тебе нужен квалифицированный специалист, и срочно.

Я хотел сказать это вслух, но вместо того почему-то спросил:

— Это шутка, да?

Лида не ответила. Попсовая песенка закончила отбивать свой дурацкий ритм и в машине на секунду воцарилась тишина. Затем голос диктора — хорошо поставленный баритон, принялся сообщать последние новости:

«И снова к новостям. На дороге Орлов-Чегорск зарегистрировано очередное происшествие. Молодая женщина…».

Я потянулся к регулятору громкости, чтобы отключить звук, но Лида остановила мою руку на полпути.

— Не надо. «…в лесополосе в двадцати метрах от дороги.

Жертву не удалось опознать, однако сотрудники милиции полагают, что ею стала проститутка, подсевшая в проезжающую машину». Лида в ужасе закрыла рот рукой.

— Боже… Я улучил момент и щелкнул выключателем приемника. Кажется, я угадал ход ее мыслей.

— Послушай…

— Это он! Это мог сделать только он! Ее всхлипывания внезапно стали громче.

— Послушай меня! — не упуская из виду дороги, я тряхнул девушку за плечо, — Никто за тобой не гонится! Мы одни на здесь, — видишь?

Вокруг нас действительно не было ни машины — ни сбоку, ни впереди, ни сзади. С тех пор, как я повернул у того указателя, мы оказались словно изолированы от всего остального мира.

Лида вытирала платком слезы.

Я все еще был уверен, что все это не более чем дурацкий розыгрыш — даже не смотря на ее рыдания. За свою жизнь я видел столько женских истерик, что любая ее слезинка казалась мне не более значимой, чем, к примеру, капля дождя. И все-таки я реши идти до конца.

Подыграть было несложно.

— Положим, он гонится за тобой, — Лида посмотрела на меня. Ее лицо было бледным, а глаза красными, как у наркоманки, — Что с того? Мы свернули там, — помнишь? Он ни за что не догадается, где нас искать.

Минуту она молчала. А потом внезапно изрекла то, чего я больше всего боялся услышать:

— Он найдет. В ее словах не было ни капли бравады, дескать: «найдет и все тут», наоборот, сказано это было без какого-либо выражения, словно констатировался некий факт, не требующий подтверждения.

На минуту мне стало по-настоящему страшно.

Так бывает страшно только в одном случае — когда внезапно оказываешься на пороге смерти.

— А машина? Он же не может идти вот так, пешком. Ему ведь нужна машина.

Внезапный лучик надежды… или, вернее сказать, соломинка.

Лида взяла сигарету, покрутила ее между пальцами, и только затем прикурила.

— У Гены есть машина. Фиолетовая «девятка». Вот оно! Я знал, что не нужно было попадаться на

эту удочку. Много ли в мире фиолетовых «девяток»?

— Фиолетовая, говоришь? Она кивнула, и растрепанные волосы дернулись как веревки на висельном дереве.

— Значит, твой муженек ездить на ФИОЛЕТОВОЙ «девятке»?

— Ага.

— А может на лиловой? Или на серо-буро-малиновой?

— Не верите мне? Мне хотелось сказать это как-нибудь мягче, но слова уже рвались из горла наружу:

— Нет, девочка, не верю. По-моему, вся твоя история и выеденного яйца не стоит. Не думаю, что у тебя вообще когда-нибудь был муж. Мне сдается, ты просто сбежала из дому от родителей подальше, и выдумала эту жалобную историю для таких как я — чтобы подвозили и не задавали лишних вопросов.

— Не верите?

— Я же сказал — нет.

— Тогда в самом деле за нами НЕТ никакой «девятки».

На секунду воцарилось молчание, а потом фиолетовая «лада» неожиданно обогнала мою машину и пристроилась сбоку.

— Твою мать! — я не смог сдержаться и выругался. В машине сидел парень лет двадцати пяти. Поза его была такова, что он мог одновременно смотреть на дорогу впереди себя, и видеть нас.

Внезапно он повернул голову и уставился на меня. Наши глаза встретились, и даже не таком расстоянии я увидел, что у парня они черные, как уголь.

Лида притихла у себя на сидении.

Минуту между нами длилось некое немое противостояние. Наши машины ехали почти впритык друг к другу, на одной скорости, и парень не сводил с меня взгляда.

А потом вдруг он улыбнулся.

Это была даже не улыбка — оскал. Желтые, как у животного, зубы, сверкнули между тонких полосок бескровных губ.

Меня пробрал озноб. Когда люди вот так улыбаются, от них не стоит ждать ничего хорошего.