Кожеед

А Нина смотрела, как сестру, плачущую, мокрую, дрожащую, закутанную в полотенце, обнимает мама, рядом стоит папа, и думала: «Уж я бы никого не стала звать. Я бы выбралась сама».

Она очнулась. Она подняла левую руку и попыталась вытереть слезы, не смогла. Рука не двигалась. Она попыталась встать. Но не сумела. Руки и ноги больше не подчинялись ей. Двигалась только правая рука. Левая была абсолютно недвижима.

Призрачный пес-призрак завыл, захлюпал носом, потом начал визгливо подвывать. Нина начала привыкать, что живет в окружении голосов и призраков. Иногда она слышала, как они играют в боулинг. Стеклянными шарами и стеклянными же кеглями…

И вдруг снова заплакал.

— Все из-за тебя, — прошептала она.

Слезы капали. Но вдруг они резко высохли, и она поняла, что на самом деле уже не может плакать. И вдруг она увидела, как призраки, играющие в боулинг, рассыпались вдребезги: шарики, кегли полетели по Пещере, а затем и вовсе исчезли. Она видела, как они разлетаются на мелкие осколки и падают на пол между стеной и потолком. Но ни один не разбился. Призрак, играющий в боулинг, исчез вместе с кеглями. И потом она увидела…

Он стоял в центре Пещеры. Ее муж. Высокий и красивый. Свечников. Свеча. И тут она подумала: ну вот, сейчас снова станет больно. И стало больно. И может, это и не слезы вовсе… Может, это та самая влага, которую называют «слезы счастья»? Может, и нет. Как знать?

Так или иначе, в Пещере стало светлее, и привидению, похоже, стало легче.

Свечников снова засмеялся и пошел к ней. Это было уже слишком для нее. В два прыжка она преодолела расстояние, разделявшее их, и ударила его.

Нина проснулась, как от удара. Она все еще не могла прийти в себя. Выплыть из кошмарного, повторяющегося, переплетающегося с самим собой сна.

— Эй! — снова откуда-то позвал далекий голос. — Есть кто?!

Тишина. Шум ветра и падение капель. Шаги удалялись. Вот хрустнула ветка.

«Это не призрак», вдруг поняла она. Она со стоном поднялась. В испуге вскинула левую руку, сжала пальцы. Они нехотя, но подчинились.

Значит, до этого все было сном. И ее паралич. И призраки, полные звездного света. И стеклянный боулинг. Хлоп! дзынннь. Звонко разлетаются на части стеклянные кегли… и тонкий звон еще долго затихает в воздухе. И Свечников, молодой и красивый. И голос.

Она слышала его. И он был… непризрачный. Дребезжащий, как бывает у стариков. Хрипловатый. И настоящий.

Нина вскочила — и едва снова не упала. Из-за долгого лежания на твердом, в одной позе — все тело занемело. Ребра страшно ныли. По всей левой ноге бегали мелкие безжалостные иголочки. «Он же уходит. Тот старик!» Нина сделала шаг… Онемевшая нога подвернулась. «Блин!» Нина со стоном повалилась на пол. Ох! От удара в глазах потемнело.

Нина с усилием выдохнула. Затем подтянулась на руках и поползла, цепляясь за каменный пол пальцами с ободранными ногтями. С грязными кусочками пластыря на них. Нога постепенно отходила, электрические разряды пробегали по ней от пальцев до головы.

Нина добралась до двери уже на четвереньках. Пальцы и колени просили пощады. Плевать. Нина прильнула к крошечной щели, заглянула. Ярко! Сначала от света все расплылось, Нина заморгала, пытаясь смахнуть слезы. Ну же! И тут она увидела…

Старик удалялся прочь между деревьев. Там дальше, ниже, на дороге — крошечное пятно. Бледно-желтое. Это, наверное, его машина.

— По… мо… — она закашлялась. Связки туго стянуло, словно клейкой лентой. Нина натужно откашлялась, выплюнула вязкую мокроту.

— Помогите! Я здесь!! — закричала она. Кашель снова прервал ее. Нина ударила по двери кулаком и заорала:

— ПОМОГИТЕ-Е-Е!

На миг ей показалось, что человек услышал. Остановился, начал поворачиваться… И тут сильный порыв ветра прошелестел по верхушкам деревьев — и унес все ее слова.

Если бы она проснулась раньше… Если бы не позволила себе погрузиться в депрессию. Если бы по прежнему соблюдала ритуалы… Проснуться, умыться, почистить зубы старой лохматой щеткой… Десны кровоточили, но это ничего. Сделать отметку — еще одна черта на стене, еще один день в Пещере. Потом выбор банки тушенки. Открывашка. Сломанная открывашка летит в ведро… Открыть банку. Поесть… Потом воспоминания и упражнения… В какой-то момент Нина сама себя называла «Графиня Монте-Кристо». Мерседес Дантес, новая версия. Современная.

Если бы она держалась. Когда этот старик сказал «Эй! Есть кто?!», она бы услышала и ответила. «Да, есть». И все было бы хорошо. Ее бы вытащили отсюда.

А так — Нина лишилась своего последнего шанса на спасение.

— Помогите-е-е!

Машина уехала. Тарахтение мотора растаяло в воздухе. Нина обессиленно прижалась лбом к двери. Ржавый металл с облупившимися скорлупками голубой краски. Нина отодвинулась, зажмурилась. Затем с размаху ударила головой в дверь. Бум-м. Боль пронзила голову, Нина охнула. Прижала ладонь ко лбу. Коснулась волос, провела. Там что-то было. Нина посмотрела на ладонь. Там лежал кусок чего-то белого, словно обломок мела. Она подняла взгляд. Конечно.