Козлёнок Алёнушка

– Я заведующая литчастью театра кукол Родиона Кутузова и заодно его жена. Театр создан давно. Сначала мы снимали зрительный зал, но быстро поняли: прибыль не покрывает аренду, и перешли в другой формат. Наши куклы приходят на день рождения или другие праздники к детям и взрослым. Иногда густо с заказами, порой совсем пусто. Но ничего, живем. Как-то раз мы работали у весьма богатого клиента, и там я познакомилась с Лампиной. Она готовила десерты и очень мне поначалу понравилась. Серафима предложила совместный проект: ребенок задувает свечи и, опля, торт раздвигается посередине, из него выезжает прозрачная колба, а в ней кукла – копия именинника. Идея оказалась выгодной, родители закидали Лампину заказами, Оля вдохновенно делала кукол. Поверьте, моя сестра была талантлива, но полный ноль в плане поиска клиентов. Мы тоже с мужем неудачливые бизнесмены. А Серафима, в отличие от нас всех, умела найти тех, кто покупал ее услуги. Среди прочих заказчиков оказалась жена Никиты Ивановича Леонова. Бизнесмен пришел в детский восторг, когда из торта вылетела колба. На секунду он опешил, потом расхохотался:

– Это же я! Как похож!

Игрушка произвела настолько сильное впечатление, что спустя несколько дней мне позвонил секретарь Леонова и спросил:

– Может кукольница приехать в офис Никиты Ивановича? Он хочет с ней поговорить.

Оля отправилась на встречу, потом рассказала нам с мужем, что у бизнесмена родилась идея сделать больших Читайку и Нечитайку. Никита хотел их поставить у входа в издательство, которое выпускает книги для детей. Оля стала постоянно встречаться с Леоновым. Ну, и…

Валентина потупилась.

– Понимаете, я всегда слышала от родителей: «Оленька маленькая, уступи ей». Разница в возрасте у нас три года. Но я всю жизнь большая, Оля – ребенок. Сестра рано начала мастерить кукол, легко поступила в художественный вуз, там ее сразу полюбили педагоги. А я серая мышь, троечница, да еще косолапая. Оля возьмет старую скатерть и на раз-два сошьет из нее маме такое платье, что народ обзавидуется. А я пуговицу пришить не способна, обе руки левые. Ну никаких у меня способностей нет. Пою хуже медведя, танцую как корова, сочинение написать для меня мука. Физика, химия, алгебра, геометрия – все за гранью моего понимания. Оля лет с девяти знала, чем займется, когда вырастет. Мне родители велели подавать документы в педагогический. Куда еще деть троечницу-неумеху? Пусть хоть учителем станет. И с мужем я благодаря сестре познакомилась. Родион с ней на одном курсе учился.

Валентина взяла чайник и наклонила его над своей чашкой.

– Зачем я столько рассказала? Чтобы вы поняли: Оля с детства жила среди тех, кто на нее надышаться не мог. Когда родители бросаются исполнять каждое желание ребенка, это убеждает его: «Я эксклюзив». В двадцать лет я ушла из дома, потому что родители мне прямо заявили: «Из тебя ничего путного не выйдет, помогай Оле по хозяйству». Перспектива стать домработницей при младшей сестре мне не понравилась, я отказалась. Разразился скандал, пришлось убегать в коммуналку, слава богу, покойная бабушка завещала мне свою комнату. С отцом и матерью я так и не помирилась, а вот с Олей получилось так.

Валентина сделала глоток из чашки.

– Вскоре после того, как я стала жить самостоятельно, она ко мне примчалась, держа в руках сверток с младенцем. Зарыдала: «Валюша, помоги, я родила от любимого человека, а он меня бросил. Родители в бешенстве, сначала требовали аборт сделать, теперь велят девочку в приют сдать. В интернате отказались ее брать, мест нет, и вообще застыдили меня. Что делать? Приюти девчонку на короткий срок, я с отцом нашим договорюсь. Он-то спокойно к новорожденной отнесся, а вот мама не желает детский крик слышать, у нее мигрень. Лопухнулась я, думала, Костя на мне женится. И что выяснилось? У подонка уже есть законная супруга, просто он меня обманывал». И давай реветь! Я взяла сверток, заглянула в него, а там девочка, крошечная, глазки огромные. Я сразу ее полюбила, Вера со мной осталась. Родители наши ни меня, ни внучку видеть не хотели. Оля появлялась у нас раз в году, налетала на Веру с поцелуями, душила ее в объятиях, кричала: «Обожаю тебя! Люблю, не могу!»