Козлоногий Бог

Вошла леди. На ней была вытянувшаяся твидовая юбка; фланелевая рубашка; мешковатый вязаный жакет ручной работы и золотое пенсне. Ее седеющие волосы были собраны в узел на затылке, а челка была завита.

Она холодно их поприветствовала, не предложив даже присесть, и сразу же поинтересовалась причиной их визита.

— Я подыскиваю дом в этих краях, — сказал Хью. — Я только что вернулся с Монашеской фермы и мне кажется, что она может мне подойти. Могу ли я поинтересоваться ее стоимостью?

— Я не могу сказать точно, — ответила мисс Памфри. — Это вопрос к моему нотариусу.

— Но вы готовы ее продать?

Мисс Памфри задумалась.

— Я бы предпочла сдать ее, — ответила она, наконец.

— Я не хочу арендовать это место. Я бы предпочел купить его, — сказал Хью.

— Я готова продать, — ответила мисс Памфри мрачно, — Но только если цена будет адекватной.

— Что для вас адекватная цена?

— Это вопрос к моему нотариусу.

— Сочтете ли вы шестьсот фунтов адекватной ценой?

Глаза мисс Памфри заблестели.

— Вам лучше посетить моего нотариуса.

Где-то в глубине дома прозвучал гонг. Мисс Памфри указала взглядом на дверь. Аудиенция была окончена.

— Боже мой! — воскликнул Хью, когда они благополучно вернулись в машину. — Вы тоже почувствовали себя так, как если бы вас поймали на воровстве яблок?

Мона засмеялась.

— Я не решилась спросить ее об истории этого места, — ответила она. — Вам не кажется, что она была бы прекрасным настоятелем аббатства, способным держать в узде непослушных монахов?

— Сомневаюсь, что у меня могут возникнуть проблемы с местным обществом, — сказал Хью.

— Сегодня вы были без своего старого школьного галстука, — ответила Мона.

— И слава Богу, — сказал Хью. — Я повяжу на шею шнурок от ботинка, когда пойду подписывать документы. Как на счет обеда? Вы не проголодались? Этот гонг, прозвучавший в доме пожилой дамы, заставил меня ощутить приступ голода. Думаю, я бы предложил людям перекусить, если бы они оказались в моем доме в тот момент, когда зазвучал гонг.

Они вернулись на дорогу, по которой приехали в деревню, пересекли горбатый мост и поехали в ближайший городок. Там они нашли несколько закусочных с названиями в духе «Старый Дубъ»[23] и нечто отдаленно напоминавшее еду. Очень отдаленно напоминавшее.

— Это и в подметки не годится дяде Джелксу с его сковородкой, правда? — спросил Хью.

Мона засмеялась.

— Он прекрасен со своей сковородкой; но знаете, даже сковородка может надоесть. Я думаю, что вы устанете от этого в скором времени. Я бы устала.

— Кажется, он с ней процветает.

— Он с ней выживает. Я бы не сказала, что он процветает. Он милый, правда?

— Он чертовски хороший человек. Я многим ему обязан.

— Я обязана ему всем. Он был мне как отец. Думаю, я бы не выжила, если бы не он.

— Полагаю, что я тоже, — ответил Хью, и между ними повисла тишина.

— Мне интересно, что он скажет о нашем монастыре, — сказал, наконец, Хью.

— Он будет очень заинтересован. Вы ведь знаете, что он когда-то учился на священника?

— Да, он рассказывал. И он все еще остается священником в своем сердце. Это видно. Скажите, он все-таки христианин или язычник? Я никак не могу понять.

— В душе он христианин, но он не выносит узких рамок христианской теологии.

— А разве в христианстве есть что-то помимо теологии?

— Безусловно, оно дает столько же силы, сколько и Пан, но только несколько иного типа.

— Вы бы могли сказать, что вы христианка?

— Нет, я бы не могла. Но я и не против христианства. Я воспринимаю его как один из путей.

— Путей куда?

— Путей к Свету.

— Христианина вы бы не заставили признать, что существует более, чем один Путь.

— Я знаю. И мне очень жаль. Именно это и портит христианство. Оно ставит слишком жесткие рамки.

— Что дядя Джелкс говорит о вашей склонности к язычеству?

— Он и подвел меня к этому. Меня очень строго воспитывали и это сильно противоречило моей природе. У меня были чудовищные головные боли, которые просто изматывали меня. Доктора говорили, что они ничего не могут с этим сделать и мне приходилось терпеть. Конечно же, работать я не могла. Борьба с этими болями была совершенно мучительной. И я бы скорее умерла, чем снова вернулась домой. Честно сказать, я не думаю, что они бы приняли меня назад. Отец считал школу искусств обиталищем греха. Потом я встретила дядю Джелкса и он заставил меня понять многие вещи, которых я не понимала прежде. Он заставил меня осознать, что моя приобретенная личность и моя настоящая личность находятся в конфликте друг с другом, и это было тем, что разрывало меня на куски. Моя настоящая личность говорила: «Я была бы счастлива стать художником»; а моя приобретенная личность говорила: «Это ужасный грех. Ты должна быть проповедником». Дядя Джелкс сказал: «Ты должна отказаться от христианства. Оно тебе не подходит. Оно не для всех». Он рассказал мне о древних греческих Богах и я в них просто влюбилась. Мои головные боли начали проходить, а мои способности к рисованию улучшились. Он говорит, и я уверена в его правоте, что древние греческие Боги могут очень многое дать. С ними открываются те истины, о которых мы позабыли.