Козлы отпущения

Мы еще успели запретить продажу в аптеках витаминов для укрепления корней волос, после чего закрыли заседание с пением «Марша в честь неизвестной вдовы Шик». Мы славно поработали.

* * *

Дома меня ожидал менее восторженный прием. Мици отказалась раскрыть место убежища своего отца, несмотря на то, что я выдал ему двойное освобождение от действия Закона на тридцать восемь недель. Я обратил внимание упрямицы-жены на то, что в случае ее отказа раскрыть местопребывание отца она попадет в категорию ЖА, а ее сыновья, соответственно, в категорию ДБ-2(б) или, в лучшем случае, в ДГ(2). Это значит, что они утратят право на 67,3 % пенсии, а в футбольных командах смогут выполнять лишь функции запасных.

— Ничего, — ответила моя любезная женушка, — все это долго не продлится.

Я попытался перевести все происходящее в шутку, однако мне стало ясно, что маленькая Мици готовится к военным действиям на всех фронтах.

Мы надеялись, что быстрое и эффективное решение проблемы лысых будет способствовать повышению боеготовности нашей армии, однако надежды эти не оправдались. Согласно сообщениям, отфильтрованным генштабом, большинство молодых людей, подлежавших призыву, вместо того, чтобы идти добровольцами в боевые части, предпочитали служить охранниками в создаваемых концлагерях для лысых, вдалеке от фронта. Поэтому неудивительно, что наша непобедимая армия в союзе с армией дружественной нам державы находилась, к вящей радости проклятых лысых, в процессе отступления. Доктор Зенмайер назвал совместное отступление наших войск «выпрямлением линии фронта». Это звучало успокаивающе, однако подлый враг оттеснял нас все ближе к границам нашей любимой родины. Противник опирался на старые, избитые лживые лозунги — очевидно, под давлением лысых элементов. Пропаганда противника клеветала, что Закон о защите волосатых находится в вопиющем противоречии с международными юридическими нормами и поэтому, видите ли, с ним надо бороться.

Глава правительства Эберхарт Т. Дугович со всей решительностью отверг грязные происки.

— Никакие внешние силы не имеют права вмешательства во внутренние дела нашей страны, — заявил он на последнем массовом митинге гарпунеров, — наш путь полон камней преткновения, однако он ведет к очищению страны от лысых уродов. В нашем народе таятся огромные силы, которые позволяют нам и нашим потомкам уверенно смотреть в светлое будущее, где жизнь будет лучше и волосатее.

Все мы восприняли эти проникающие в душу слова с чувством глубокого морального удовлетворения и радости. Однако каждому мыслящему человеку стало ясно, что лагерь лысых вошел в тайные сношения с противником, дабы при его поддержке вернуться к власти.

Это была лишь одна из причин того смятенного состояния, которое охватило меня. Другой причиной стало странное поведение моей женушки. Стоило нашему печатному органу опубликовать постановление насчет красных ленточек, как Мици просто поразила меня. Когда я пришел домой, то увидел, что на ее ноге болтается какая-то красная тряпка.

— Что это? — спросил я недовольно. — Птичка, почему ты насмехаешься над самым святым?

— Это не насмешка. Я тренируюсь.

Целый вечер она крутилась по квартире с этой тряпкой на ноге. Даже вдова Шик обратила внимание на эту провокацию.

— Это нехорошо со стороны госпожи Пинто, — заметила домоправительница шепотом, — но, может, у нее нога болит?

Я сделал замечание обнаглевшей женщине и напомнил ей, с кем она имеет честь разговаривать.

— Я хорошо знаю, кто вы, господин Пинто, но ведь и я руководитель женского отдела, если не ошибаюсь.

— У меня вы всего-навсего домоправительница, — заметил я, — и не забывайте, кто вас вызволил из тюрьмы.

— Я ничего не забываю. Вы просто думали, что полиция нашла ваши доллары.

Да, эта женщина вконец обнаглела. Однако кое-что она все-таки забыла. Она забыла, что у меня, как у бывшего жильца, есть ключ от ее квартиры…

* * *

Я вошел в квартиру вдовы Шик на цыпочках. Открыл входную дверь и предстал перед портретом покойного Гершона. Вдова, как вы помните, утверждала, что за ним хранятся мои пятьсот долларов. С экономической точки зрения эта сумма меня совершенно не интересовала, ибо мои источники дохода оправдывали себя превыше всех ожиданий. Однако в свете упрямства, проявленного вдовой, этот вопрос стал для меня принципиальным.

Я снял портрет со стены и чуть не свалился на пол от удивления. За портретом была не просто какая-нибудь ниша для припрятывания денег, там стоял тяжеленный сейф. Не буду отрицать — по части сейфов я обладал кое-каким опытом еще с детства. В четырнадцать лет я пришел к ошибочному заключению, что в современном обществе есть место лишь для людей культурных и образованных, до конца прошедших весь путь, предлагаемый средней школой.