Козьма Прутков и его друзья

Лев Михайлович, осуждавший «тиранов», «жандармские лапы и полицейские взгляды негодяев», ни словом не обмолвился о гибели Погорелец, считая это, очевидно, справедливым выражением крестьянского гнева по поводу существовавших порядков.

Все чаще Лев Михайлович вспоминал свою молодость, братьев, женитьбу на крепостной крестьянке. Вспоминал свою радость, когда Ольга родила мальчика, их приезд в Петербург, встречи с Шевченко...

Как он тогда увлекся народным искусством! Всю жизнь он призывал к этому и других: «Когда-нибудь и мы начнем отыскивать нашу народность, когда время занесет ее песком и пеплом. Тогда будут платить деньги и трудиться, лишь бы добиться пол ноты от народной песни, найти обломок старой мельницы, лоскут полотенца или кусок божницы».

Он тогда с увлечением сотрудничал в созданном группой украинских интеллигентов журнале «Основа», писал статьи, гравировал... Он сам, вместе со слугой, сделал все листы к альбому «Живописная Украина», задуманному Шевченко. Мастерскую его тогда впервые посетил худенький, с тонкими чертами лица гардемарин Василий Верещагин, приведенный своим учителем Бейдеманом. Пейзажи, портретные зарисовки, изображения предметов народного быта были на офортах Льва Жемчужникова.

Сколько ходило в его мастерскую знаменитых впоследствии художников, какие горячие споры велись о народности в искусстве, как ругали они все Академию за копирование старых образцов, мертвечину, вырождение...

Лев Жемчужников гордился, что первым во весь голос заявил об этом в статье «Несколько замечаний по поводу последней выставки в С. Петербургской Академии художеств», напечатанной в «Основе» в феврале 1861 года.

Он критиковал окостенелость академической живописи, профессионально доказал, что рисунок академическая профессура понимает крайне упрощенно. Он призывал художников к живому изображению действительности: «Вы делаете рисунки и картины из народной жизни — начните же с живой любви к народу, да не словами, а всем, что в вас живет; плачьте, смейтесь, смейтесь цад его судьбой, как Федотов смеялся над своей; но, чтобы так живо любить народ, надо его изучать, узнать; тогда только произведения ваши будут верны и прекрасны».

Бейдеман и другие отнесли сто оттисков статьи в Академию и раздали ученикам. Весной Лев Михайлович переехал на дачу в Старый Петергоф, работал, ходил вместе с жившим по соседству Владимиром Васильевичем Стасовым купаться и по дороге много говорил с ним о народном орнаменте и искусстве.

А через два года брошенные им семена дали ростки — произошел знаменитый бунт учеников-дипломантов Академии. Во главе с Крамским они отказались писать выпускные работы и потребовали самостоятельного выбора сюжетов, а когда им отказали, покинули стены Академии и образовали Артель художников...

Лев Жемчужников рвался из города, но отец писал о крестьянских волнениях, во время которых солдаты захватили двоих крестьян из деревни Жемчужниковых Аршуковки. В тех, пензенских, краях, объявились самозванцы «князь Константин и граф Орлов», обещавшие настоящую волю, и народ верил им, хотя знал новоиспеченных «аристократов» с детства. «Не напоминает ли это Пугачева, которого, без сомненья, знали близкие ему люди», — рассуждал потом Лев.

Он все-таки поехал в Аршуковку, доставшуюся ему и брату Александру. Там уже все было спокойно, но дети заболели дифтеритом, и умер его первенец Юрочка...

Они с женой едва пережили это горе. Уехали в Москву. Он служил в правлении Московско-Рязанской железной дороги, а потом стал секретарем Московского художественного общества. Его друзьями были знаменитые художники, он близко сошелся с Павлом Михайловичем Третьяковым, когда тот еще только начал собирать картины для своей галереи, подаренной в 1892 году Москве. Он был первым из тех русских художников, которые зачастили в Лаврушенский переулок, где в сени старых лип и тополей сухопарый, редко улыбавшийся Павел Михайлович и его брат Сергей Михайлович Третьяков наблюдали за тем, как разгружают возы с товарами из их мануфактур. По вечерам они сиживали с Жемчужниковым в гостиной, слушали, как играет на рояле Вера Николаевна Третьякова, и неторопливо беседовали о живописи и живописцах. Третьяковы внимательно прислушивались к мнениям Жемчужникова, во многом формировавшим вкусы собирателей, направлявшим их поиски.

В старости Лев Михайлович все чаще садился за письменный стол. «Молодость живет надеждами, а старость — воспоминаниями» — такой эпиграф избрал он к своим мемуарам. И вспоминал он не только свою жизнь, друзей-художников, но и жизнь крепостной деревни, крестьянские волнения 1861 года...

Рассказав о своей дружбе с художником Бейдеманом и Лагорио, Лев Жемчужников почему-то ни разу не упомянул о совместной с ними работе над портретом Козьмы Пруткова.

Скончался он в Царском Селе 24 июля 1912 года, а похоронить себя велел в Москве, на Пятницком кладбище, где погребли его первенца, умершего в младенческом возрасте.

6