Козни качка (ЛП)

Адамово яблоко застряло в моем чертовом горле вместе с куском пиццы, который я только что откусил.

— Твоя любимая часть — это собственная задница.

— Это плохо?

— Нет. Мне тоже нравится твоя задница, — шучу я, отмечая время и кладя телефон на кофейный столик, чтобы положить конец игре.

Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Хочешь посмотреть кино? Или ты собираешься вернуться домой?

Еще рано, и у меня нет никакого желания уходить… и она приглашает меня остаться подольше.

Я киваю.

— Да, давай посмотрим кино. Мне не хочется уходить.

Скарлетт

— Роуди.

Я нежно провожу тыльной стороной ладони по его щеке, неторопливо перебирая морщинки от смеха. Над грубой, небритой однодневной щетиной, колющей по моей коже.

Грубо, грубо и сексуально.

Его кожа мягкая возле глаз, ресницы веером падают на скулы, когда он глубоко спит, идеальный наклон его носа — это путь, по которому я провожу кончиком большого пальца.

Там есть веснушки.

Коричневые пятнышки, которые я никогда бы не заметила, если бы не была так близко, изучая каждый нюанс с расстояния нескольких дюймов. У меня никогда не хватило бы смелости, если бы он проснулся, хотя я подозреваю, что мы уже достигли этой точки.

Затем я изучаю его бакенбарды.

Высокий изгиб его загорелых скул.

Обе его мускулистые руки сложены на груди, плечи широко расправлены. Шея запрокинута назад, колонна толстая, сильная и сексуальная, адамово яблоко все еще в центре его горла. Оно тоже покрыто темной щетиной.

Я провожу ладонью по его коже, любуясь изгибом губ и сильной квадратной челюстью.

Он мужчина с головы до ног.

И я показала ему свои ягодицы.

Губы Роуди шевелятся, пугая меня до чертиков.

— Ты знаешь, что у них есть имена для людей, которые смотрят, как другие люди спят?

Я отдергиваю руку, как будто ее подожгли.

— О, да? Например?

Он приоткрывает веко.

— Липучка.

— Я не липла тебе. — Так и есть. — Я трижды произнесла твое имя и дважды похлопала тебя по щеке.

— Ты позвала меня один раз.

— А почему ты ничего не ответил?

— Потому что ты чувствуешься хорошо.

Он ерзает на диване, перенастраивая вес. Он развел руки в стороны, позволив им упасть на подушки. Роуди приоткрывает свои прекрасные зеленые глаза и одаривает меня сонной улыбкой.

— На что ты так пристально смотришь?

Я касаюсь пальцем кончика его носа, а потом провожу по нему маленькими кругами.

— Вот на эти веснушки у тебя на переносице.

Теперь он в боеготовности.

— У меня нет веснушек.

— Да, есть. Вот… — Он наблюдает, как я провожу по ним кончиком пальца, считая несколько. — Здесь. — Я постукиваю очень нежно, едва касаясь. — И здесь. — Нажимаю. — И несколько здесь, и ты не должен так огорчаться из-за этого.

Это самые восхитительные вещи, которые я когда-либо видела, и моя новая любимая вещь о нем.

— Веснушки — это для неженок.

Из меня вырывается низкий смешок.

— Тогда тебе следует пользоваться солнцезащитным кремом.

— Солнцезащитный крем для неженок.

Я цокаю языком, чтобы сдержать смех.

— Стыд и позор, я всегда пользуюсь солнцезащитным кремом. Вот почему я такая бледная.

Он настороженно смотрит на меня полуприкрытыми глазами, все еще сонный.

— Я что, пропустил фильм?

— Ты отключился минут на двадцать.

— Почему ты мне не разбудила?

— У меня не хватило духу.

— Я храпел?

— Нет. А что, ты обычно храпишь?

— Только когда я действительно устаю.

— Может, тебе стоит по выходным оставаться дома, а не торчать на крыльце бейсбольного клуба?

— И уклониться от исполнения своего гражданского долга? — Ленивая улыбка, которую он мне дарит, заставляет тысячи бабочек внутри моего живота выходить из-под контроля. — Я должен защитить от тебя общество. 

ГЛАВА 5

ПЯТАЯ ПЯТНИЦА

«Пятница, когда она не появляется».

Роуди

Где Скарлет, черт возьми?

Я снова проверяю свой телефон, затем смотрю в темный район, наблюдая за тротуаром. Проверяю, нет ли знакомого вида ее черного зимнего пальто, наушников и потертых Чак Тейлорс — но все еще нет никаких признаков ее присутствия.

Те девушки, с которыми она приходила несколько раз, находятся внутри, прибыв сюда почти час назад, и я сомневаюсь, стоит ли мне дальше оставаться снаружи, разговор, который мы вели несколько недель назад, крутится в моей голове.

— Как долго ты бы ждал моего появления?

— Пять минут.

— Лгун. Попробуй еще раз, или я не покажу тебе, что здесь.

Это было в тот вечер, когда она принесла мне еду.

— Не знаю, Скарлетт, восемь минут. — Она подняла брови, бросая мне вызов.

— Ладно. Я бы подождал час. Может быть, чуть дольше, если бы я точно знал, что ты появишься.

Наверняка ее друзья сказали бы мне, что Скарлетт не придет, верно? Я имею в виду, что у нас было четыре пятницы подряд в одном и том же режиме. Тот факт, что она отклоняется от курса и не проявила вежливости, чтобы сказать мне об этом?

Это раздражает меня до чертиков.