Козни качка

Теперь я не знаю, что делать с собой и своими руками, пока Скарлетт не выйдет из ванной. Я мог бы снять эти штаны, но было бы странно, если бы просто сидел здесь на кровати в одном белье?

Дверь ванной со щелчком открывается, и Скарлетт входит в комнату, свежая и красивая, ее кожа немного темнее, чем когда мы сегодня выходили из дома.

Увидев меня, она останавливается и смотрит на мою голую грудь, опускает глаза на плоский живот. Он рельефный из-за того, как я сижу, мышцы твердые, как камень.

— Ты снял рубашку.

И мои носки, и мой пояс.

Я поднимаю бровь.

— Может, мне снова её надеть?

А еще лучше, может, мне снять твою?

— Нет.

Я протягиваю к ней руку, притягивая её к себе легким рывком. Ставлю ее между моих ног, обнимая за талию руками. Целую ее в нижнюю часть подбородка, убирая волосы, упавшие на плечо.

— Мы совершенно одни, — замечает она, приподняв бровь, с ямочкой на щеке.

— Верно.

— Еще очень рано.

Я целую ее в ответ, и на этот раз мои губы касаются ее ключицы.

— Тоже верно.

— Ты уверен, что не хочешь пойти и что-нибудь сделать? Может, сыграем в шашки? — Такая маленькая дразнилка.

— Хочешь поиграть в карты? — я отвечаю на её блеф. — Или мы могли бы найти игру в шаффлборд на двенадцатой палубе.

— Заткнись, — смеясь, бормочет она.

— Я просто подбрасываю идеи и не говорил, что они будут хорошими.

— Ты действительно милый, ты это знаешь?

Нет.

Ни одна душа никогда не говорила мне, что я милый, в основном потому, что я не такой… Или они были слишком заняты, используя меня для социальной выгоды, чтобы действительно узнать меня на личном уровне, как это сделала Скарлетт.

— Спасибо.

Когда Скарлетт целует меня в лоб, мои глаза закрываются. Когда кончики ее пальцев касаются моих скул, я вздыхаю, целуя ее ладонь. Ее большой палец нежно проводит по моему подбородку, по губам.

— Ты прекрасен, — шепчет она.

Горячий. Красивый. Сексуальный.

Это термины, с которыми я лучше знаком.

— Мне нравятся твои родители. Они очаровательны. — Пальцы Скарлетт перебирают мои волосы, и я наклоняюсь вперед, зарываясь лицом в ее декольте.

— Мои родители не очаровательны, — бормочу я.

— Я не могу решить, на кого ты больше похож, на маму или на папу.

Я здоровая смесь того и другого — папиного роста и маминых зеленых глаз.

— Мы можем перестать говорить о моих родителях, пожалуйста.

— Прости, — она хихикает, нисколько не сожалея. — Спасибо за эти выходные.

Я наклоняю голову к ней, и она обхватывает мое лицо ладонями.

— Всегда пожалуйста.

Скарлетт опускает губы. Прижимается губами к уголку моего рта, сначала с одной стороны, потом с другой, целует эти крошечные ямочки, которыми она, кажется, так очарована.

Мои губы раскрываются от желания.

Но она кладет свой поцелуй только на мою нижнюю губу, нежно проводя по чувствительной коже и создавая зуд вниз по позвоночнику, которого я никогда не чувствовал раньше.

Это не то же самое, что быть возбужденным; это ощущение от того, что я забочусь о ком-то, кроме себя для разнообразия. Я влюблен в свою подругу, и у меня мурашки бегут по коже, когда я сижу здесь вот так. В тишине этой комнаты, с шумом океана за нашей дверью, тупая боль в моем члене находит путь к моему сердцу.

Сжимает.

Я вдыхаю и выдыхаю, безуспешно пытаясь контролировать свой пульс.

Я знаю, к чему это приведет.

Я думал, что уже готов. Я не девственник; я трахал много женщин, все они более чем открыты, большинство из них агрессоры.

Я могу сосчитать по пальцам, сколько раз я нервничал, когда собирался заняться с кем-то сексом, и это тот самый момент.

Вот почему руки вокруг талии Скарлетт чертовски боятся пошевелиться. Физически мое тело знает, что делать; это мой мозг создает мне проблемы.

— Не хочешь помочь мне расстегнуть молнию на этом платье? — ее шепот так же мягок, как и ее кожа.

— Повернись.

Она медленно поворачивается, подставляя мне спину, вытягивая вперед копну своих темных волос, чтобы они не зацепились, когда я буду расстегивать её платье. Ждет, пока я легонько потяну за металлическую ручку, направляя ее вниз по рельсам, как делал это уже несколько раз.

Но так — никогда.

На этот раз я знаю, к чему это приведет.

У светло-голубого платья тонкие бретельки, и она стягивает их с плеч, обнажая всю спину. На ней нет лифчика, но она одета в нижнее белье, белая ткань играет в прятки над тем местом, где заканчивается молния.

Скарлетт изящно покачивается, платье само собой скользит по ее бдерам и ложится на пол в сухую лужицу синего материала. Ее ноги приросли к земле, и на краткий миг я решаю не прикасаться к ней, а положить руки на бедра и оставить их там.

Но предвкушение играет на наших нервах, как хор волн, барабанящих по корпусу корабля, и я полон решимости контролировать его.

— Почему ты меня не трогаешь? — шепчет Скарлетт, все еще глядя на противоположную стену. — Ты заставляешь меня нервничать.

— Я не знаю, куда девать руки, — признаюсь я ей в спину, глядя на юг, вниз по изгибу позвоночника к округлым выпуклостям ягодиц.