Козырь Рейха. Дилогия (СИ)

Помочь горящему «Монмуту» было никак нельзя, и Люс приказал уходить, надеясь увести за собою германские корабли, передав напоследок предупреждение – «Вы можете двигаться на северо-запад? Противник преследует нас сзади».

Ответа с горящего корабля не последовало. Всем стало ясно, что броненосный крейсер не может ни бежать, ни сражаться, а зарево не позволит укрыться в ночной темноте. Больно оставлять раненного товарища, но нужно было спешить покинуть место схватки – встреча с германскими крейсерами для «Канопуса» оказалась бы внезапной, броненосец следовало предупредить об опасности. Судьба «Монмута» предрешена – вскоре из темноты донеслись звуки канонады, а потом все стихло…

Люс склонился над рапортом – в бухте «осколки» эскадры адмирала Крэдока принимали уголь, чтобы идти на Фолкленды. Погони можно было не опасаться – германские крейсера, как сообщило радио, нанесли визит в Вальпараисо, столицу Чили. Пользуясь свободной минутой, кэптен дописал свое донесение Их Лордствам – «Дух моих офицеров и матросов не подорвали серьезные неудачи, их непоколебимое желание – чтобы корабль участвовал в дальнейших операциях против этого врага. Я не могу найти слов для выражения глубочайшего сожаления о смерти сэра Кристофера Крэдока, его капитанов, офицеров и матросов «Гуд Хоупа» и «Монмута». Должен засвидетельствовать решительность, с которой эти корабли сражались до самого конца. Хотя решимость нашего адмирала атаковать превосходящие силы противника, чтобы не рисковать возможной потерей контакта с ними, ожидая прибытия подкреплений, оказалась злосчастной, она полностью отвечает лучшим традициям Флота Его Величества».

Дописав рапорт, Джон Люс поднялся на ходовой мостик и увидел завораживающую глаза картину – в двух милях по левому борту над водой завис огромной перевернутой чашкой серый густой туман, переливающийся яркими огоньками Эльма. Матросы с нескрываемым удивлением смотрели на это зрелище, громко переговариваясь между собой. Кэптен машинально осмотрелся по сторонам – «Канопус» и оба угольщика все так же стояли на якорях, как и его «Глазго», волнение улеглось, солнце взошло – день обещал быть хорошим. К капитану подошел старший офицер:

– Сэр! Я впервые вижу столь непонятный туман! Он внезапно появился, пополз в разные стороны и засверкал яркими искрами. И застыл как пудинг за четверть часа! А ведь уже солнце светит! Такого быть не может…

– На море все может быть, Генри, и даже такое, о чем мы и в самом горячечном бреду представить не сможем. За свою службу чего только не наслушаешься, есть самые невероятные истории. Наш погибший адмирал о том целую книгу смог бы написать, вроде той, которую назвал «Флотские байки». Жаль, этот туман вызвал бы у него самый живейший интерес. Действительно, очень необычное зрелище!

Командир броненосца «Адмирал граф Шпее»

контр-адмирал Лангсдорф

– Два долгих гудка в тумане, – задумчиво пробормотал Лангсдорф крутившуюся на языке фразу. Она всплыла в памяти, к этому адмирал попривык, несколько прагматически, и даже философски относясь к такой двойственности своей новой натуры. Ведь совсем не мешает жить и воевать, наоборот, кроме пользы и дальнейшего пребывания в собственном теле – а ведь как хорошо жить, оказывается – принесло ему и успех, и победы, и награды с почетом. И мировую известность, если послушать радиопередачи.

Новостей в эфире хватало с избытком. Больше всего восхваляло его министерство пропаганды рейха – старался, из кожи лез доктор Геббельс. На Западном фронте царило затишье – боевые действия не велись, из окопов по обе стороны «Линии Мажино», что поясом неприступных железобетонных фортов отделяла Францию от Германии, явственно доносились призывы чуть ли не к братанию. Вполне обычная жизнь, почти мирная, что в голове совершенно не укладывалось. Ведь такая, с позволения сказать «странная война» разлагает солдат и воздействует на их умы больше, чем самая кровопролитная схватка. Немцам давно ясно, за что воюют, весь народ жаждет реванша, что не скажешь о французах. Выбили в окопах Вердена и Марны у них «пассионарных героев», что героически сражались в ту прошлую войну за «Эльзас и Лотарингию». Теперь очень много среди них тех, для кого собственная жизнь дороже блага родины.

Да и доктор Геббельс знает, на какую больную точку надавить – из передачи американских репортеров из Парижа Лангсдорф узнал, что германские самолеты высыпают на французские укрепления миллионы странных листовок. На одной стороне изображен храбрый «паулю», припавший к пулемету в траншее. А на развороте бравый английский «томми» в парижском бистро, сжимающий в объятиях кукольную красотку Луизу, раздетую и жаждущую любви в его руках. Как тут солдату воевать прикажите, когда в родном доме, пользуясь моментом, союзники развлекаются с его собственной женою. Война ли будет занимать мысли?!