Мне открылась картина с каббалистическим Древом Жизни[27], представляющая десять сефир в некоторых из их келипотических аспектов. Выполнена она была замечательно, и ощущение чего-то знакомого, которое поразило меня, пока я ее разглядывал, не утихало. Это была не стандартная поделка из какого-нибудь магазина, специализирующегося на подобных вещах, а, похоже, вполне оригинальная картина. Хотя по стилю она не походила ни на одну из работ, висящих в соседней комнате. И все же она была мне знакома.
Чем больше я в нее всматривался, тем меньше у меня оставалось сомнений: я был уверен — нарисована она той же рукой, что рисовала Козыри, которые я нашел у Джулии.
Мелман в это время продолжал свои завывания.
— Ваша работа? — спросил я его.
Мелман мне не ответил. Вместо этого он подошел и показал на третью сефирот, ту, которую называют Бинах. Я посмотрел на нее. Кажется, она изображала мага перед черным алтарем и…
Нет! Я не мог в это поверить. Не может…
Я почувствовал контакт с фигурой. Это уже был не символ. Маг был реален, он вызывал меня. Вот, еще больше расплывшись, он обрел три измерения. Комната вокруг меня стала таять. Я был почти…
Там.
Это было сумеречный уголок — небольшая прогалина в корявом лесу. Отливающий кровью свет стекал на плиту, которая лежала передо мной. Маг — с лицом, скрытым капюшоном и тенью, — орудовал на камне какими-то предметами, руки его двигались слишком быстро, чтобы я мог уследить какими. Откуда-то все еще слышалось слабое песнопение.
Под конец маг взял в правую руку один из предметов и поднял. Это был черный кинжал из обсидиана[28]. Левую руку он положил на алтарь и смел все остальное на землю.
Только теперь он посмотрел на меня.
— Иди сюда, — сказал он.
Я улыбнулся глупой простоте его требования. Но затем почувствовал, как ноги сами, против желания, выполняют приказ, и понял, что в этих сумерках на меня наложили заклятие.
Я мысленно поблагодарил одного из своих дядюшек, который обитал в самом отдаленном из доступных воображению мест, и заговорил на тари, сплетая собственное заклинание.
Истошный крик, будто уханье ночной птицы, разорвал воздух.
Мага это не отвлекло, да и ноги не освободились от наваждения, но я сумел поднять руки. Я так и держал их, не опуская, и когда они коснулись переднего края алтаря, я объединил свои силы с силой, вызванной моим заклинанием. Я дал рукам согнуться в локтях.
Маг замахнулся клинком, целя по пальцам, но бесполезно. Я уже всем весом навалился на камень.
Алтарь перевернулся. Маг суетливо задергался, пытаясь от него увернуться, но алтарь ударил его по одной ноге — а может, и по обеим сразу. Тут же, как только маг рухнул, я почувствовал, как заклятье спадает с меня. Я вновь мог нормально двигаться, и голова моя была ясная.
Только я перепрыгнул через разбитый алтарь и потянулся к магу, как он прижал колени к груди и покатился в сторону. Я кинулся следом, а он так все и кувыркался по небольшому склону, потом проскочил между двумя поставленными вертикально камнями и пропал в лесной темноте.
Добравшись до границы поляны, я увидел глаза, сотни свирепых глаз, сверкающих повсюду из тьмы. Пение стало громче и, кажется, ближе; похоже, оно раздавалось прямо у меня за спиной.
В мгновенье я повернулся.
Алтарь по-прежнему был разбит. За ним стояла еще одна закутанная фигура, намного больше, чем первая. Она-то и распевала знакомым голосом. Фракир задергалась у меня на запястье. Я почувствовал, как вокруг меня воздвигается стена из заклятья, но на этот раз я был готов. Мое слово принесло ледяной ветер, который смел заклинание прочь, развеял его как дым. Одежды бились вокруг меня, меняя покрой и цвет. Пурпурное, серое… плащ темен, светлы штаны, накрахмалена грудь рубашки. Черны мои сапоги, и широк мой пояс с заткнутыми за него печатками, серебряная Фракир сплелась в браслет на левом запястье, видимая теперь и сверкающая. Я поднял левую руку, а правой прикрыл глаза, когда вспыхнул свет.
— Замолкни, — сказал я тогда. — Ты меня раздражаешь.
Пение стихло.
Капюшон слетел с головы, и я увидел испуганное лицо Мелмана.
— Ладно. — заявил я. — Хотел меня получить — получи, помоги тебе небеса. Ты сказал, что мне все станет ясно. Не стало. Проясни.
Я сделал шаг в его сторону.
— Говори! — сказал я. — Легко или с трудом, но говорить я тебя заставлю. Степень легкости выбирать тебе.
Он запрокинул голову и взревел:
— Хозяин!
— Можешь сколько хочешь вызывать своего хозяина. Я подожду. Он тоже ответит мне.
Мелман повторил свой зов, но ответа не было. Тогда он рванул оттуда, но я подготовился к этому главным своим заклинанием. Деревья сгнили и попадали раньше, чем он успел добраться до них, а затем они взлетели, подхваченные могучим ветром, возникшим там, где следовало быть неподвижности. Ветер сжал прогалину в круг — серо-красный, — выстраивая неодолимую стену, краями уходящую в бесконечность. Мы обретались на круглом островке среди ночи — несколько сотен метров от сих до сих, и граница медленно сжималась.