Козырная дама

— Я искала людей, которые забрали у Игоря документы. Установила их фамилии — Фогель Эдуард Андреевич и Ворбьев Александр. С Фогелем однажды встретилась — на Игрени, в притоне, где делали фальшивую водку. А потом его убил Коля Слон.

— Откуда вам это известно? — в голосе Казанцева появилось нетерпение. Он знал, что убийство Фогеля произошло в ходе бандитской разборки, дело передали на расследование в РУБОП, прокуратура тоже была подключена. — Откуда вам известно, что Фогеля убил Слон? — повторил он.

— Может, я и ошибаюсь, — засомневалась вдруг Зоя Иннокентьевна — права обвинять человека в убийстве она за собой не чувствовала, слишком это серьезно. — Мне показалось, что Коля очень разозлился, когда я ему рассказала об игренском притоне.

— Боже мой! Вы и Слона знаете?! — Казанцев не был удивлен, он был потрясен..

— Знаю, мы с ним пиво пили, с орешками…

— Пиво?!

— Пиво… Меня Коля угощал. А почему это вас так удивляет?

Зоя Иннокентьевна выложила все, что знала о Фогеле, Слоне, лопоухом, о разговоре последнего в ночном парке с каким-то кавказцем. Рассказала и о том, как ходила в администрацию города, милицию, частное охранное агентство, и, наконец, о вчерашнем визите к Мельнику, который она предприняла по совету Литвинца.

У Казанцева появилось ощущение, что он зря прожил на свете сорок три года, что он всего лишь глупый пятиклассник, не выучивший урок, за что должен получить нагоняй. И чем строже окажется наказание, тем будет справедливее.

Но Зоя Иннокентьевна, похоже, нагоняй Казанцеву устраивать не собиралась. Она обстоятельно, не утаивая ни единой детали, ни единой встречи или разговора, отвечала на его вопросы. По мнению Зои Иннокентьевны, чем больше будет знать следователь, тем успешнее он поможет получить обратно документы на квартиру. К тому же есть еще Елизавета, которой удалось заставить Игоря подписать доверенность на право действовать от его имени. Оставалось только надеяться, что Казанцев отберет у коварной охранницы эту опасную бумагу.

И прокурор, и следователь Зое Иннокентьевне понравились. Вернувшись домой, она первым делом позвонила Римме и рассказала, как правильно она поступила и как не права была Римма, утверждавшая, что в прокуратуре Зою Иннокентьевну даже слушать не станут, потому что занимаются только убийствами, а они с Игорем, слава богу, живы. Затем она внесла в прокуратуру составленный ранее список «проведенных мероприятий», по которому выходило, что она охватила довольно большой круг разных людей и организаций — ходила на прием к мэру города, начальнику милиции, редактору газеты. Не считая Коли Слона, Фогеля, Елизаветы, Мельника и прочих и прочих.

* * *

Более странного и несчастного человека, чем Андрей Стрижаков, найти было трудно. Природа, казалось, напутала, а может, и сыграла злую шутку, но вместо славной, милой девочки, о которой мечтала мать Андрея, родился сын.

Внешность его больше подошла бы женщине — утонченные черты лица, гладкая, бархатная кожа без всяких признаков щетины, появляющейся обычно у бреющихся мужчин. Щетины вообще не было, лишь нежный пушок чуть золотился на окраинах щек. У Андрея были густые, мягкие, послушные волосы, за которыми он тщательно ухаживал, подстригаясь у хороших мастеров и каждое утро покрывая их тончайшим слоем лака, чтобы удержать прическу, не дать ей рассыпаться беспорядочными прядями.

К аккуратности он был приучен с детства, а со временем черта эта обернулась нетерпимым, пожалуй, даже болезненным отношением к любому беспорядку, чего бы это ни касалось — одежды, прически, бумаг на столе, небрежно брошенной вещи. Если Андрей замечал, что стул стоит не так, как ему положено, он тут же бросался передвигать его, ставить на место.

Ростом Андрей был высок, но в его фигуре неуловимо угадывалось что-то женское. Почему так казалось, понять с первого взгляда трудно, но, присмотревшись, можно было заметить, что плечи у парня чуть уже, чем полагается по росту, а бедра, наоборот, чуть шире, пышнее. Жесты, движения у него были плавными и немного кокетливыми, словно у красивой женщины. Не изменились они и после двух лет в Афганистане, где Андрею пришлось пройти войну, увидеть кровь и смерть.

Но самой большой несуразностью в его облике были глаза — колючие, острые, какие бывают у людей злых, коварных, но волевых и жестких. Ни злости, ни коварства в Андрее не было, характер у него был неконфликтный, и парень легко подчинялся и Виктору Торопову, с которым служил в Афганистане, и его жене Елизавете. Решений он принимать не любил, плыл по жизни, как по течению. Он и в охранном агентстве «Синяя птица» оказался лишь потому, что его прибило к этому берегу.

А могло прибить и к другому.

Казалось, он весь состоит из комплексов, нерешительности и раздвоенности. Страдал по любому поводу и без него, исступленно, до полного опустошения души. Когда на него накатывало, Андрей закрывался в своей однокомнатной, вылизанной, будто у старой девы, квартире, отключал телефон, не откликался, если звонили в дверь, переставал есть, спать, сутками лежал на диване, отдаваясь отчаянию и безысходности.