КПСС у власти

После ареста органами НКВД самых высокопоставленных представителей партии, как и всех иных арестованных, обвиняли и осуждали на основе введенной Сталиным «юридической нормы» — на основе собственного признания (необходимо добавить, что Сталин заимствовал этот метод из практики, применявшейся в ЧК еще в годы гражданской войны).

Подавляющее большинство арестованных признавалось в НКВД во всех преступлениях, которые только мог выдумать следователь. Это достигалось, как свидетельствует Хрущев в той же речи на закрытом заседании XX съезда КПСС:

«Только одним путем — применением физических методов воздействия, пыток, которые заставляли арестованного терять сознание, способность мыслить, заставляли его забывать свое человеческое достоинство».

Не будем останавливаться на тех воистину жутких пытках, о которых свидетельствуют многочисленные свидетели, имевшие несчастье быть под следствием в НКВД.

Но важно отметить, что если раньше пытки и мучения, которым подвергались арестованные, практиковались в ЧК-НКВД по инициативе своего собственного, иногда даже местного, начальства, то теперь они были рекомендованы как «допустимый и правильный метод» самим Центральным Комитетом партии.

Постановление ЦК с рекомендацией восстановить в еще более страшной форме ужасы Средневековья, конечно, до сих пор не опубликовано, но Хрущев приводит в своей речи на закрытом заседании XX съезда партии отрывки из шифрованной телеграммы от 20 января 1939 года, адресованной «… секретарям областных и краевых комитетов, ЦК коммунистических партий республик, народным комиссарам внутренних дел и начальникам органов НКВД», где содержится прямое подтверждение санкции на пытки:

«ЦК ВКП(б) поясняет, что применение методов физического воздействия в практике НКВД, начиная с 1937 года, было разрешено ЦК ВКП(б) …» (подчеркнуто нами. — Н.Р.). И далее Сталин, несмотря на конец «ежовщины», уже в 1939 году сообщал: «ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны, как исключение, и впредь применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае, как допустимый и правильный метод».

Сталин до самой смерти не считал возможным обойтись без пыток. Сама формула «враги народа» аннулировала рекомендацию применять пытки для вынужденного признания «как исключение». Ибо власть и ее органы монопольно и произвольно определяли, кого следует квалифицировать как «врагов народа».

Достаточно, например, сослаться на ту же речь Хрущева, где он рассказывает, как уже накануне смерти Сталин требовал применения пыток к арестованным кремлевским врачам: «Он сказал, что академика Виноградова следует заковать в кандалы, а другого следует избить». Требуя от министра госбезопасности С. Игнатьева добиваться признаний, Сталин ему пригрозил: «Если ты не добьешься признания врачей, мы тебя укоротим на голову».

После этого можно не сомневаться, что Игнатьев и весь его аппарат применяли пытки не «как исключение …»

Оправдываясь, Хрущев заявил, что члены Политбюро, к которым и он принадлежал с 1939 года, не были в курсе следствий и часто не знали, как они ведутся.

Но достаточно заглянуть в стенографический отчет процесса 1938 года, чтобы убедиться, что Н. Н. Крестинский нашел в себе мужество на первом же допросе Вышинского не только отрицать свои показания на следствии, но и заявить: «… что я расскажу то, что я сегодня говорю, что это (все признания Крестинского на следствии в НКВД. — Н.Р.) не соответствует действительности …»[462].

Этой фразы Крестинского, как бы выдавленной наперекор страху, не мог не читать в свое время Хрущев.

До сих пор не опубликована резолюция февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года, открыто призывавшая к еще большему развертыванию кровавой чистки. Эта резолюция была принята ЦК по докладу Ежова «Об уроках, вытекающих из вредительской деятельности, диверсий и шпионажа японско-германских троцкистских агентов», о котором впервые официально стало известно лишь из доклада Хрущева на XX съезде. В резолюции, согласно Хрущеву, говорилось: «Пленум ЦК ВКП(б) считает, что все факты, собранные в результате расследования дел антисоветского троцкистского центра и его сторонников в провинции, показывают, что Народный комиссариат внутренних дел отстал по крайней мере на четыре года в своей деятельности по разоблачению этих наиболее непримиримых врагов народа».

Иначе говоря, пленум ЦК партии в резолюции подтвердил то, что, как теперь говорит Хрущев, было лишь результатом «вынужденных признаний». Идейная смерть, политическая дегенерация представителей высшего органа партии была зафиксирована в этой резолюции.

Впрочем на этом богатом драматическими событиями февральско-мартовском пленуме выступил Постышев, заявив, что он не верит в возможность перехода к троцкизму в тридцатых годах людей, ничего общего не имевших с троцкизмом ранее.

Вероятно, в ответ на это заявление Постышева Сталин вскоре задал Постышеву угрожающий вопрос: «Кто ты, собственно говоря?»