КПСС у власти

21 июня французский представитель в Петрограде Пьер Лёран, передал Никитину 14 копий телеграмм Ленина, перехваченных в Стокгольме. Некоторые из них были впервые опубликованы в 1923 году в журнале «Пролетарская революция». Все эти телеграммы, так же, как и письма Ленина в Стокгольм, цитированные нами из недавно вышедшего 36 тома собрания его сочинений, звучали крайне подозрительно, но без знания подлинных немецких документов о большевиках, еще ничего не доказывали. В письме Ганецкому и Радеку от 12 апреля, Ленин, например, сообщал: «Штейнберг приехал и обещает раздобыть присланные пакеты»[92]. Штейнберг действительно ездил в апреле и июне 1917 года в Стокгольм. В другом письме, где Ленин снова жаловался, что «пакеты» до сих пор не получены, он делает приписку о получении двух тысяч через Козловского.

Следствие, развернувшееся после 5 июня установило, что Петроградский адвокат Козловский (будущий следователь ЧК) находится в постоянных сношениях с Ганецким в Стокгольме и Парвусом в Копенгагене и получает через посредничество шведских банков крупные суммы из немецкого банка Дисконто-Гезельшафт. У арестованной после июньских событий Суменсон, которую еще дореволюционная полиция считала немецкой агенткой, было обнаружено на счету в Сибирском банке свыше миллиона рублей, происхождение которых вело все к тому же Ганецкому.

Незадолго до июньских событий, через фронт перешел, взятый ранее немцами в плен, подпрапорщик Ермоленко, показавший, что он был завербован немецкими офицерами для проведения большевистской пропаганды в армии и послан, как якобы бежавший из плена обратно. Как видно из телеграммы графа Брокдорф-Ранцау, опубликование показаний Ермоленко вызвало большой переполох в германском министерстве иностранных дел[93].

Несмотря на наличие всех этих материалов, требовалось еще значительное количество свидетельств, чтобы в условиях правового государства суд мог осудить Ленина. Тем не менее, когда 6 июля, главный прокурор Временного правительства, одновременно с арестом ряда большевиков опубликовал данные предварительного следствия, Ленин предпочел уклониться от суда, вполне логично допуская, что правительство знает больше, чем оно знало тогда в действительности.

Это поведение Ленина, естественно, вызвало недоумение у непосвященных членов партии, и многие из них, в том числе Ногин и Рыков поставили вопрос о неявке Ленина на суд на VI съезде партии. Однако большинство на съезде удовлетворилось объяснением опасения «расправы», хотя ни у одного из арестованных после июльского выступления большевиков и межрайонцев не упал ни один волос с головы, а Троцкий, Луначарский и Каменев даже спокойно писали в тюрьме свои брошюры. Ничего не случилось и с арестованными членами Военной организации — Крыленко, Раскольниковым (мичман Ильин) и другими.

Временное правительство, расформировав части, где господствовала Военная организация большевиков и закрыв «Правду», остановилось на полпути.

Как велось следствие, можно представить себе из эпизода предупреждения Ленина самим заместителем прокурора республики. Сколько-нибудь серьезных розысков Ленина и Зиновьева Временное правительство так и не предприняло. Доказательством тому могут служить многочисленные визиты в Разлив, где скрывались оба неразлучных друга, Орджоникидзе и многих других большевиков. Никто не мешал также созыву и проведению VI съезда партии, происходившего в начале августа в Петрограде, накануне и во время которого сношения с Разливом носили самый оживленный характер.

Причина такого поведения Временного правительства, которое как бы замахнулось на большевиков, но не нанесло удара по самой организации, лежит опять-таки, прежде всего, в отношении к большевикам большей части революционной демократии того времени. Даже такие противники большевиков, как меньшевики Дан, Либер, Церетели выступили теперь на их защиту, категорически отвергая самую мысль, что Ленин и большевики могли во время войны получать деньги от немцев. На защиту большевиков против обвинений Временного правительства, поднялись Короленко, Горький, меньшевики-интернационалисты во главе с Мартовым. Все они психологически готовы были признать за большевиками ту, по словам Вайнштейна, «благодать революции», которая практически делала для большевиков все дозволенным и была тем ковром, по которому они шли к власти.

Знаменательно, что Мартов, считавшийся непримиримым врагом Ленина, в период обвинений последнего в связях с немцами, послал от имени своей группы особенно теплое приветствие большевистскому VI съезду, хотя лично выступал в защиту Ленина меньше других, понимая, видимо, что защита его, участника проезда через Германию, принесет Ленину больше вреда, чем пользы перед общественным мнением страны.