Крабат

Мастер и Лышко ни о чем не догадывались, как и другие обитатели мельницы. Братья Михал и Мертен, добродушные и сильные, как медведи, рябой Андруш, весельчак и шутник, Ханцо, прозванный Буйволом за бычий затылок и короткую стрижку, Петар, все свободное время вырезавший деревянные ложки, проворный, бедовый Сташко, ловкий, как обезьянка, которую в прошлом году Крабат видел на ярмарке в Кёнигсварте, хмурый Кито и молчаливый Кубо тоже ничего не замечали. И уж подавно – придурковатый Юро.

Юро, коренастый коротышка с круглым веснушчатым лицом, жил на мельнице уже давно. Работать, как все, он не мог. «Не хватает ума отличить муку от отрубей», – насмешничал Андруш. Как-то раз, оступившись, он чуть не угодил в дробилку. «Опять повезло! Дуракам счастье!» – усмехался Андруш.

Юро, привычный к насмешкам, спокойно сносил зубоскальство Андруша, безропотно втягивал голову в плечи, если Кито грозил ему кулаком из-за какого-нибудь пустяка. А когда подмастерья его разыгрывали, что случалось довольно часто, только ухмылялся, будто хотел сказать: «Ну что вам от меня надо? И без вас знаю, что дурак!»

Но для домашней работы он годился. Кому-то все равно надо было заниматься хозяйством. Вот все и радовались, что Юро взвалил на себя готовку и выпечку хлеба, мытье полов и посуды, топку печей и уборку, стирку и глажку да и много всяких других дел по дому и по кухне. Куры, гуси и свиньи также были на его попечении.

Как Юро успевал со всем управляться один, было для Крабата загадкой. Его товарищи принимали это как должное, а Мастер смотрел на Юро как на последнюю скотину. Крабату все это было не по душе.

Однажды, притащив на кухню вязанку дров и получив от Юро – уже не в первый раз – обрезок колбасы, он прямо так и сказал:

– Не понимаю, как ты это терпишь?

– Что терплю? – удивился Юро.

– Как так «что»? Мастер тобой помыкает, парни насмехаются!..

– Тонда не насмехается, – возразил Юро, – да и ты тоже.

– А другие? Был бы я на твоем месте, я б за себя постоял. Уж показал бы и Кито, и Андрушу да и любому!

– Гм-м, – почесал в затылке Юро, – у тебя бы, может, и вышло! А уж если кто дураком уродился...

– Тогда уходи отсюда! Ищи другое место, где тебе будет лучше!

– Уйти? – на мгновение Юро перестал глупо ухмыляться. Лицо его выражало теперь горечь и усталость. – Попробуй-ка, Крабат, уйти отсюда!

– У меня нет причины!

– Да, конечно! Будем надеяться, что и не будет!

Он сунул ему в карман кусок хлеба, подтолкнул к двери, кивнул, не давая поблагодарить. На лице его вновь блуждала всегдашняя глуповатая ухмылка.

Крабат сберег хлеб и колбасу на вечер. После ужина, когда подмастерья расположились в людской и Петар принялся резать ложки, а остальные пустились рассказывать были и небылицы, он поднялся на чердак и, зевая, улегся на нары. Отламывая кусок за куском и радуясь угощению, он невольно думал о Юро и вспоминал их разговор.

Уйти? А зачем? Работа здесь, конечно, не мед... А если б не Тонда, ему бы и вовсе несдобровать. Зато еды вдоволь, ешь – не хочу! Да и крыша над головой. Встав утром, знаешь, где тебе спать ночью! О чем же еще мечтать нищему мальчишке?

ПУТИ-ДОРОГИ ВО СНЕ

Однажды Крабату уже приходилось убегать. Было это сразу после смерти родителей, они умерли в прошлом году от оспы. Пастор взял его тогда к себе, чтобы, как он говорил, не дать пропасть мальчику.

Убегать пришлось не из-за пастора и его жены, всегда мечтавших о сыне, а из-за себя самого. Ему, привыкшему к вольготной жизни в убогой лачужке, стало невмоготу в доме пастора: не ругайся, не дерись, разгуливай весь день в белой рубашке да еще и в ботинках, мой шею и руки, причесывайся гребнем, следи за ногтями. А главное – говори по-немецки, всегда только по-немецки!

Крабат старался изо всех сил, старался неделю, месяц. А потом сбежал и стал бродить по дорогам вместе с другими нищими мальчишками. Может, он и здесь, на мельнице в Козельбрухе, не так уж долго продержится. Но уходить можно только летом, решил он уже в полусне, дожевывая последний кусок. Пока не зацветут луга, не заколосятся поля, не заплещется рыба в пруду, меня отсюда не выманишь.

Лето. Цветут луга, колосятся поля, плещется рыба в пруду.

Крабат, вместо того, чтобы таскать мешки, прилег в холодке на траву и уснул в тени мельницы. Тут-то его и накрыл Мастер, огрел суковатой дубинкой,

– Я тебе покажу бездельничать среди бела дня!

Такое Крабат, конечно, сносить не станет! Может, еще зимой стерпел бы, когда ледяной ветер пронизывает до костей... Мастер, видно, забыл, что уже лето!